Полусвет. Страшный смешной роман

– Это и было в середине нулевых. У Жени была подруга Настя…

– Они давно разбежались, – Глеб проявлял неожиданную осведомленность. – У него теперь какая‑то тусклая баба, ребенка ему родила. А Настя была клевая, она такая…

– Не отвлекайтесь от лесбиянки! – перебил их Матвей.

– Ради бога, будет тебе про лесбиянку! – махнула рукой Куки. – Маруся стала в «Будда‑баре» танцевать с Настей, прижималась к ней то спереди, то сзади, все по классике, а Женьку переклинило. Ну прикалывался человек, и что?

– Вот‑вот, я тоже что‑то такое слышала, нет дыма без огня… Может, она скрытая лесбиянка? Потому и два мужа? – заявила Наташа.

– А в «Будда‑баре» решилась на каминг аут? Настя ж молоденькая, а у Маньки оба мужика старперы вроде меня, – скорчил гримасу Самойлов. – Жучка – тот еще мастер финтов, в ее жизни не разобраться.

– Я и не пытаюсь, куда мне до нее. Сделала израильский паспорт, тут же замутила с этим немцем, и бац – у нее уже и вид на жительство в Германии, – Наташе удавалось хорошо темперированное нечто.

– Нет, без десерта не уйду, – крикнула Корнелия. – Тут отпадный флан карамель.

 

Улетая, Матвей клялся Корнелии, что будет сидеть в офисе, лично всех сокращать и строить. А прилетев в Москву, умотал в Таиланд. Как сообщали, с Юлей Маклаковой, которую Матвей держал за f*ck buddy и с кем колесил на мопеде по Непалу. Хроника их вялотекущего секса Корнелию в принципе не волновала, а весь свет волновал вопрос, не потому ли Куки так бьется за бизнес Матвея, что тот ее содержит.

 

Вернувшись и застав Корнелию в истерике из‑за нового витка войны с бывшим мужем, Матвей решил сам разрулить этот вечный ближневосточный конфликт. Сесть с Клячиным, выпить и все порешать без Кукиного заламывания рук. Ведь ни одного спокойного дня! Куки вгоняет себя в исступление, воюя с бывшим мужем, и все срывает на Матвее.

 

При встрече с Клячиным первое, что поразило Матвея, были бегающие глаза. А так, мужик – нормуль, не без чувства юмора. Они сходу поняли друг друга и на удивление быстро договорились о правилах худого мира.

 

Матвей всем объяснял, что живет по принципу Парето: двадцать процентов усилий дают восемьдесят процентов результата. А дальше люди, считающие себя умнее Парето, гробят еще восемьдесят процентов усилий, чтобы добить остаток. Матвей все делал быстро, а если быстро не получалось, значит, оно того и не стоило.

 

Клячин считал нужным тратить на детей оскорбительно мало. Но если поднять цифру можно только войной, то лучше без войны получать оскорбительно мало денег. Зато они согласовали график жизни детей на полгода вперед и условия его пересмотра. Матвей был горд собой, рассказывая всем, что Клячин вполне договороспособен, от чего Куки приходила в бешенство.

 

«Клячин, выходит, весь пушистый, а

Мотя – герой».

«Не его мордой об капот

прикладывали

_синие_от_возмущения_рожицы»,

– строчила она подругам.

 

Ее строительный могул, как и ожидалось, сдулся и дал ей отставку. Сейчас ее звал к себе совсем крутейший магнат, – «у него в группе и телеком, и недвижка, и лес». Корнелия требовала вхожести к первому лицу и отчета только перед ним. «Скажи, я права?» – донимала она Марусю. Коуч соглашалась, что Куки права, но по жизни вхожесть к первому лицу это нереал. Поначалу Куки будет ходить к нему каждый день, потом придется часами ждать в приемной, а весь ближний круг будет накручивать вождя, что Фокс грузит его мурой. Жукова это сто раз проходила, у нее огромный опыт работы в крупных структурах.

 

– Она тебе про другое предложение еще не рассказывала? – тут же звонил Матвей. – Начальник отдела по работе с общественностью в госбанке…

– Можешь не продолжать, – перебила его коуч, – пресса, сувенирка, буклеты и мелкая рекламная мура. А Куки считает, что ее зовут как крупного лоббиста и черного пиарщика и она будет рулить во властных структурах.

– У нее проблемы с самооценкой. Заломила космические деньги, ждет, что ее станут уговаривать, а сама умотала в Лондон…

 

На очередную вип‑тусу – читку избранного из проекта «Гражданин поэт» – Самойлов явился все стой же f*ck buddy Маклаковой. Одни и те же рожи… Он высматривал кого‑нибудь, с кем по‑людски протрендеть можно.

 

– Юлечка, душа моя! – услышал он за спиной знакомый голос. – Ты не одна… Привет, Матвей!

– Наумов, я не знал, что вы с Юлей друзья.

– А как же! Очень люблю Юлечку, совершенно прекрасная девушка, правда, давно ее не видел. А ты, говорят, только что из Лондона?

– Это не я в Лондоне, а Корнелия, ей же на месте не сидится, – хмыкнул Матвей.

– Ах да, там же русский фестиваль, – спохватился Миша. – Вы с Юлечкой на этот раз по Таиланду катались? Ты там, надеюсь, не затаривался? Там же тюрьма даже за weed, тем более, за порошок.

 

Подошла Зоя, она, оказывается, была знакома с Маклаковой, почти подруги! Откуда они подруги, выяснять никто не стал, всем было плевать. Матвей влил в себя три бокала шампанского и со словами «девушки, без нас не блудить» повел Мишу на улицу, здоровье поправить.

 

Наутро он проснулся с адской головной болью: после стихов они с Маклаковой еще в ночном клубе набубенились. Велев водителю отвезти Юлю, снова улегся в кровать с компом и кружкой кофе. Настроение было отвратное. Корнелия же знала, что он сам в Лондон собрался, – обещал жене и сыновьям. Не поехал только из‑за Куки – не хватало еще в Лондоне комедии положений разыгрывать.

 

– Ты ни с кем не считаешься, в башке только собственная блажь, – выговаривал он Корнелии, когда та вернулась.

– Я по делу летала, а ты должен на заводе сидеть, а не в самолете.

– Прибереги свои советы для других, кто соответствует твоим запросам. Только они что‑то не спешат тебя брать. Так и будешь метаться в ожидании, что они к тебе на поклон придут?