Полусвет. Страшный смешной роман

С тех пор Корнелия и крутилась, как белка в колесе, выстраивая и крепя свои связи. И ради денег, которых вечно не хватало, и ради того, чтобы Клячину было сложнее воевать с ней. Не с руки воевать с бывшей женой, у которой в друзьях ходит весь свет и вся медиа.

 

Поэтому теперь, года четыре или три после той солнечно‑пасмурной жути, Клячин просто время от времени кошмарил Корнелию и глумился всякий раз, прежде чем дать деньги. Для порядка, чтоб не забывала, кто тут главный.

 

Сейчас Клячин в изрядном раздражении поджидал в громоздком итальянском ресторане на Поварской своего партнера Дунина, век бы его не видеть. Сидит в Лондоне, считая, что его деньги в России сами будут размножаться, и держит его, Антона Клячина, за ночного сторожа при проекте, который с какой‑то стати считает своим. Можно подумать, что раз их поселок на Новой Риге записан на три дунинских офшора, это что‑то значит.

 

– Я – тальятелле с трюфелями, у вас трюфеля дешевле, чем в Лондоне, – Дунин плюхнулся напротив. Вот он весь в этой реплике, копейки считает, а по‑крупному вечно пролетает. Официант принес напитки, побежал на кухню заказывать лапшу, а Дунин принялся делиться суждениями.

 

– Рынок накрывается, люди с деньгами валят, надо сбрасывать Новую Ригу. Сделаешь не в убыток – возьму тебя в проект в Берлине, это взрослая тема.

– Что ты гонишь, Берлин ты уже проспал, там цены не будут расти. Социализм у них давно, леваки все под государство сгребают.

– Ты глобально смотри, – веско произнес Дунин. – Лондон сдувается после Брекзита, а цены там по восемнадцать штук за квадрат. Ваш Тель‑Авив, жопа мира, столица деревни Израиловки. И даже в этой жопе – тринадцать штук за квадрат! А в Берлине всего восемь. Как они могут там не расти?

– При чем тут «ваш Тель‑Авив», я его терпеть не могу.

– Зато твоя жена обожает.

– Она мне уже три года не жена.

– Из‑за Тель‑Авива?

– Не о моих женах речь, – Клячин уже еле сдерживался. – Есть, что по делу – говори, нет – давай разбежимся.

 

Дунин хотел вложиться в Берлин в недвижимость в партнерстве с каким‑то «Борисом Марковым – ты ж знаешь его». Московский name‑dropping раздражал Клячина, зачем ему знать какого‑то Маркова? Тем более нырять с ним и мудаком Дуниным в проект и трэшить ради этой сказочной перспективы новорижскую корову, дающую нежирные, но устойчивые надои.

 

– Еще Матвей Самойлов в проект просится, – бубнил Дунин. – Мы с ним соседи по Лондону, не с руки отказывать… Уж Самойлова ты точно знаешь, а он, если зайдет, то с баблом!

 

Клячин не был знаком с Самойловым, хотя и был наслышан о его небедности. Еще знал, что у него роман с Корнелией. Если Самойлов на что и сгодится, то совсем для иных дел, звезды могут стать так, что он поможет эту стерву приструнить.

 

Поначалу жили как люди, взял он ее бесприданницей, в роскошь окунул, девка и шалела от счастья. Обустраивала дом в Раздорах, мебель по каталогам заказывала, ходила с мужем по самым избранным тусовкам – кстати, связей она там будь здоров нарыла и спасибо не сказала. Сына растила, их старший – вылитый отец, ничего еврейского. Скандалили, конечно, баба она вздорная… Но и очень интересная во многих отношениях, и в свет с ней не стыдно выйти. Второго ребенка родили, тут у нее башню и сорвало.

 

Антон Клячин был не последним человеком в мэрии Москвы, а значит и во всем верхнем эшелоне страны. Лихо решал вопросы, рулил большими деньгами и умел держать язык за зубами. Работа изматывала, толкая к сексу без отрыва от производства, так это ж разве тема? А Корнелия устроила истерику: «Я только родила, а ты любовницу завел!»

 

«Забрали, едем, уже на Рубле».

 

«Нинель с рук на руки и за мной».

 

«Понял, шеф, подлет полчаса».

 

– У тебя своя война, у меня своя, не буду я Новую Ригу гробить, – сказал Клячин. Ну его, к лешему, Дунина. И Берлин туда же, прошли времена, когда каждому чиновнику к лицу было иметь по вилле в Тоскане и Баварии, теперь это выглядит, как подрыв доверия. У Клячина квартира в Лондоне и домик в Марбелье, вот и хватит, надо быть скромным патриотом, как все.

 

Пора на службу возвращаться. Личный бизнес – норма до тех пор, пока он государственному делу не помеха. Клячин – человек серьезный, и не какой‑то Корнелии путаться у него под ногами. Он за детей платит, это святое, а этой выдре он денег в руки не даст никогда, та еще транжира. Да и с какой стати содержать бывшую жену, прошли те времена. Звякнул айфон: «У входа»… Ага, детей уже отвезли на Рубль, по дороге на службу надо еще какую‑то гадость выдре бросить.

 

Любимым клячинским развлечением было не давать Корнелии разрешение на выезд за границу с детьми. Пару раз отпуск так и сорвался, а Клячин с удовольствием выслушивал истерики своей бывшей. Часто это гребаное разрешение охранник подвозил в аэропорт в последнюю минуту. Это Кафка – ехать раз за разом в Шереметьево, не зная, смогут ли они вылететь. «Зато вырабатывает стрессоустойчивость», – повторяла Куки. Надо бы подключить какие‑то большие силы, чтобы Клячину доходчиво объяснили, как себя вести. Решаемый вопрос, надо только сосредоточиться. Вся беда, что как раз‑то сосредоточиться никак не получалось.

 

«Няни нет, одна кручусь, я ж мать‑перемать», – строчила она Наташе Поленовой, при этом внимательно слушая нового клиента, могула бюджетных строек Москвы. Вслед за этим пришлось отбить звонок Самойлова, – «На встрече, позже», – что за привычка названивать, будто написать сложно.