Привет, Джули!

Утром я побежала к остановке ни свет ни заря и забралась на дерево. Мне удалось поймать рассвет, пробивающийся сквозь облака и обнимающий целый мир, а я была в центре этого мира. Я подмечала то, что обязательно стоит показать папе, как вдруг на дороге раздался шум.

Я посмотрела вниз. Неподалеку припарковались два больших грузовика. У одного был длинный пустой прицеп, у второго – подъемник. Такие обычно используют при работе с линиями электропередач или телефонными столбами.

Рядом с грузовиками стояли четверо мужчин, разговаривали и пили что‑то из термосов. Я хотела крикнуть им: «Извините, но здесь нельзя парковаться. Это автобусная остановка!» Но тут один подошел к машине и начал доставать инструменты. Перчатки. Веревки. Цепь. Наушники. И целых три бензопилы.

Я все еще не осознавала. Я оглядывалась в поисках того, что они хотят спилить. Один из одноклассников пришел на остановку и заговорил с ними. Он указал на меня. Кто‑то из мужчин крикнул:

– Эй! Ну‑ка слезай. Мы должны спилить его.

От дурноты я чуть не упала, покрепче вцепилась в ветку и выдавила:

– Дерево?..

– Да. Слезай давай!

– Кто разрешил вам спилить его?

– Владелец! – крикнул мужчина.

– Но почему?

Даже с такой высоты я увидела, как он нахмурился:

– Он собирается строить здесь дом, а дерево мешает. Так что слезай, девочка, нам нужно работать.

К тому моменту почти все ребята собрались на остановке. Мне они ничего не сказали, только смотрели на меня и переговаривались. Затем пришел Брайс. Значит, автобус скоро приедет. Я посмотрела на дорогу – вон он, в четырех кварталах отсюда.

Я была в панике и не знала, что делать. Я не могла позволить им уничтожить мое дерево. Я закричала:

– Но вы не можете спилить его! Не можете!

Один из мужчин покачал головой:

– Я сейчас вызову полицию. Ты незаконно находишься на этом участке и препятствуешь проведению работ. Или ты слезаешь, или мы повалим дерево вместе с тобой.

Автобус был уже в трех кварталах. Школу без уважительной причины я не пропускала ни разу в жизни, но поняла: сегодня, похоже, придется.

– Значит, спиливайте со мной! – завопила я. У меня появилась идея. Они не посмеют, если мы все сюда залезем. Тогда‑то они послушают! Я позвала одноклассников: – Эй, ребята! Залезайте! Они его не спилят вместе со всеми нами! Марсия! Тони! Брайс! Ребята, давайте! Мы им этого не позволим!

Но они так и стояли, уставившись на меня. Автобус уже проезжал соседний квартал.

– Ну же! Ребята! Не обязательно залезать так высоко, можно совсем чуть‑чуть. Пожалуйста!

Показался автобус. Он остановился около грузовиков, и когда двери открылись, мои одноклассники один за другим скрылись в нем.

Дальше я все помню смутно. Вроде под деревом собрались соседи и полицейские с громкоговорителями. Приехали пожарные и какой‑то мужчина, кричавший, что это его чертово дерево и лучше бы мне, наконец, слезть. Кто‑то привел мою маму. Она плакала, умоляла и вообще вела себя нерассудительно, но я не слезала. Ни за что.

Примчался папа. Он выскочил из пикапа, поговорил с мамой, а потом попросил поднять его ко мне на подъемнике. Вскоре все закончилось. Я плакала и пыталась заставить его оглядеть с высоты окрестности, но он отказался. Он твердил, что никакой вид не стоит безопасности его девочки. Он спустил меня и увел домой, но я не могла там оставаться. Ведь даже там я слышала звука вгрызающихся в ствол моего платана бензопил. Тогда папа взял меня на работу, и пока он клал стену, я плакала в его машине.

Я плакала две недели кряду. Я, конечно, ходила в школу и старалась изо всех сил, но на автобусе ездить перестала, пересела на велосипед. Так получалось дольше, но это был путь в объезд Колльер‑стрит. Я не хотела видеть кучку щепок, оставшуюся от самого прекрасного в мире платана.

Однажды вечером я сидела в комнате. Вошел папа, пряча что‑то под куском ткани. Я догадалась, что это картина – он всегда так перевозит их на выставки. Он сел, поставил ее на пол и вдруг признался:

– Мне тоже нравилось это дерево. Я его заметил еще до того, как ты мне о нем сказала.

– Пап, все хорошо. Я забуду о нем.

– Нет, Джулианна, не забудешь.

На моих глазах выступили слезы, но я прошептала:

– Это просто дерево…

– Я ни в коем случае не хочу, чтобы ты себя в этом убеждала. Мы с тобой оба знаем, что это неправда.

– Но папа…

– Послушай меня, хорошо? – Он глубоко вдохнул. – Я хочу, чтобы ты сохранила память о нем. Чтобы ты запомнила, как чувствовала себя наверху. – Он немного замешкался, а потом вручил мне картину: – Я нарисовал ее для тебя.

Я сняла ткань и увидела… свое дерево. Мой прекрасный, величественный платан. Папа нарисовал лучи рассветного солнца, пробивающиеся сквозь ветви. Я словно почувствовала, как дует ветерок. Высоко на дереве сидела девочка с покрасневшим от ветра лицом и глядела вдаль. Радостная. Окутанная волшебством.

– Джулианна, не плачь. Я хочу помочь, а не расстроить тебя.

Я вытерла слезы, громко всхлипнула и наконец сказала:

– Спасибо, папочка… Спасибо.

Я повесила картину напротив кровати. Теперь это первое, что я вижу по утрам, и последнее, на что смотрю перед сном. Больше я не плачу. Но я по‑прежнему вижу больше, чем просто дерево, – вижу все, что чувствовала на высоте.

И, кажется, именно в тот день мой взгляд на многие вещи стал меняться.

 

Ко‑ко‑ко

 

 

= Брайс =

 

Яйца меня пугают. Как и куры. Смейся сколько хочешь, друг мой, но я предельно серьезен. Этот страх у меня с шестого класса.

Тогда же случилась история со змеей. И братьями Бейкер.