Проклятие старого помещика

Усадьба представляла собой, как уже было сказано, Зимний дворец, только очень и очень маленький. Злые языки говорили, что старший брат вложил в строительство более двадцати тысяч рублей, полученных в наследство. Сей удивительный проект прислали ему из Санкт‑Петербурга по поручению самого императора. Дворец Пётр Семёнович строил почти три года, но полностью так и не достроил из‑за нехватки средств. Это было трёхэтажное здание с подвальными помещениями, в нём имелись прекрасная баня, кухня, помещения для прислуги, прачечная, комната со льдом, погреб для вина, хранилища для овощей, девятнадцать жилых комнат, детские, кабинет хозяина и его спальня, будуар супруги, столовая, комната горничной, судейская, помещение для ожидания свидетелей и обвиняемых, библиотека, правда, без книг. Имелся зимний сад с деревенскими растениями, которые и сами, без всякой помощи и ухода, активно произрастали в Венёвской округе. Вся эта роскошь предназначалась для девяти человек семьи: супруги поручика Ржевского, шестерых детей и младшего брата. Прислуга из трёх человек занимала огромный подвал. В тылу усадьбы, за зданием, там, где их было незаметно, стояли уличные туалеты. Обустроить в здании самой усадьбы люфт‑клозеты не получилось из‑за банального отсутствия капиталов.

Бывший подпоручик гвардии Сергей Ржевский был очень рад и весел новой забаве, им самим и придуманной. Вместе с ним были рады и веселы все слуги. Веселиться – не работать. Наступило тепло, пережили зиму. Особенностью семьи Ржевских являлось то, что у них не было достаточных капиталов для поддержания уровня того статуса, которому они желали соответствовать. Зимой было некомфортно, потому как протопить это венёвское чудо‑сооружение практически было нечем из‑за недостатка средств.

Театральное действие начиналось в большом зале для танцев. В этот день в усадьбе репетировали постановку «Вий» по повести Гоголя. Двух студентов Киевской духовной академии, роли второстепенного плана, играли два мужика из села, Потап и Фёдор. Студента Хому, главного героя, представлял Васька, худой и тщедушный мужичок с жиденькой бородой. Он являлся всем известным корчмушником, торговцем самодельной водкой, поэтому был как всегда слегка навеселе. Хозяйку дома, где остановились студенты, играли две бабы. Одна – старая кухарка Матрёна с большим носом картошкой и толстой, объёмной фигурой. Её роль начиналась вначале и заканчивалась до того, как хозяйка превращалась в красивую панночку. Второй актрисой была молодая гувернантка Мили, очаровательная француженка. Трудилась она в усадьбе недавно, заменив прошлую воспитательницу детей. До неё гувернанткой была немка, особа весьма занудная и неприятная, возрастом около сорока лет, но она рассчиталась, перейдя на службу в другую семью, предварительно подав в суд за оскорблённое достоинство. Виной всему была шутка подпоручика. Поведение немки, гувернантки, отличалось вечной озлобленностью и претензиями к окружающим, включая детей, племянников и племянниц подпоручика. Подобное отношение Ржевский простить не мог, так как младших детей любил и баловал, вставал на их защиту постоянно. Вскорости поведение гувернантки перешло все грани дозволенного, и Сергей Семёнович решил с этим покончить. У него имелся недалёкий по уму приятель, докучавший постоянными просьбами о долговых займах. Подпоручик уже и забыл, где он с ним и в каком месте познакомился. Однако тот Ржевского в покое не оставлял, как правило, прибывал, когда заблагорассудится, и не уходил, пока не выпросит несколько денежных купюр и не пообедает. Частенько оставался и на ужин, вопреки желанию хозяев и правилам гостеприимства. Деньги возвращал редко, в основном только, для того чтобы занять вновь на следующий день. Скорее всего, был подвержен карточной игре, а уж алкоголизм был меньшим из его недостатков. Так вот, подпоручик решил проучить обоих. Он рассказал бывшему приятелю, а ныне надоедливому повесе, мещанину Александру Асмайлову о том, что гувернантка готова дать взаймы достаточно неплохую сумму, но при одном условии: если только тот обязательно женится на ней, предварительно шуточно отхлестав её плёткой, так как у них на родине это является правилом для будущего мужа и обязательным условием демонстрации любви. Вечно находящийся в долгах Асмайлов вначале сопротивлялся, но затем, махнув рукой на возраст дамы и прельщаясь деньгами, согласился. Ржевский немке несколько раз сообщал, что мещанин желает жениться на ней, так как она ему несказанно нравится за красоту и необычность происхождения. Он, дескать, испытывает любовь ко всему немецкому, педантичному и желает подобную хозяйку в дом. К замужеству гувернантка была давно готова, можно сказать, даже мечтала, поскольку считалась уже старой девой по русским и немецким общественным законам морали. Сравнительно молодой Александр ей нравился, несмотря на то что был личностью премерзкой, по мнению подпоручика, так как находился постоянно в долгах, просительном положении, злоупотреблял картами и водкой. Был у него и ещё один странный недостаток. Трезвый, он картавил, только лёгкое состояние подпития позволяло ему скрывать свой дефект речи.

Немка желала поселиться в России с мужем, надеясь на его перевоспитание, но Ржевский поставил ей обязательное условие, что для сватовства необходимо показать будущему жениху, сколько у неё имеется наличных денег. В один из дней состоялась встреча. Ранее жених с невестой были поверхностно знакомы, немного общались, однако в этот день встреча и разговор должны были быть другими, посвящёнными женитьбе. Александр Асмайлов прибыл в лучшем наряде, хоть и не первой свежести, и был практически трезв.

Асмайлов прибыл в усадьбу и, уединившись с гувернанткой в одной из комнат, предоставленных Ржевским, видимо, начал разговор о деньгах. Однако друг друга они понимали плохо. Разговор проходил на смеси ломаного немецкого языка с русским. «Невеста», по уговору, показала ему кошелёк с ассигнациями. «Жених», в свою очередь, поняв, что деньги необходимо заслужить, начал оказывать ей знаки внимания, как его и научил подпоручик. Достал плётку и несколько раз ударил по мягкому месту. Дело закончилось скандалом и судом, в ходе которого с Асмайлова была взыскана большая сумма, окончательно вогнавшая его в долги. Этим и закончилось неудачное сватовство немки‑гувернантки. Ржевский достиг своей цели, отвадил Асмайлова от дома, а домашние освободились от занудной немки.

Театральное действие в усадьбе набирало обороты. Вия играл кучер Макар, специально для этого обряженный в три тулупа, один больше другого, и с бородой до пола, сделанной из мешковины. Последний тулуп был вывернут мехом наружу. Остальную «нечисть» изображали все, от мала до велика, общим числом человек десять, одетые кто во что горазд. В рваной одежде, в том числе шиворот‑навыворот, с размалёванными лицами, они метались по всей усадьбе, тренируя слова и свои театральные действия. Всем было весело от барских придумок и затей.

– Барин, а барин, а вы в театре сами бывали когда‑нибудь? – спросил один из мужиков у подпоручика Ржевского.

– Конечно, и не раз бывал! Пока к вам не переехал, вурдалакам! – смеясь, ответил подпоручик.

– А правда, что эти актёрки и актёры на цыпочках там, в театре, ходят?

– Правда. Только не в театре, а в балете. И не актёры, а танцоры. Тебе всё одно не понять, – ответил Сергей Семёнович.

– Хотел спросить у вас, барин, а почему они на цыпочках ходить изволят? – не унимался мужик.

– Почему, почему? А ты вот почему на курином дворе, где куры живут и гадят, на цыпочках ходишь?

– Знамо, почему – потому что загадят все места, и ходить негде становится, – ответил мужичонка.

– Вот и они по той же причине так ходят. Всё, хватит болтать. Искусство не ждёт, в воскресенье даём постановку. Давай, Матрёна, прыгай на студента Хому и погоняй его, играй ведьму. Хотя тебе и играть её не надо, ты и есть ведьма! Прыгай, кому говорю, иначе выпорю, – весело кричал Сергей Ржевский на втором действии собственной пьесы.

– Батюшка ты наш, барин! Как же я на Ваську прыгну, слабенький он, махонький. Вообще одни кости, сломаю его, ненароком, бедолагу. Да и прыгать лет уж десять не умею. Не смогу я! – визжала кухарка, весело смеясь.