Прощённая

Она любит своего брата. И наверняка эта любовь взаимна. Два таких отвратительных человека не смогли бы терпеть друг друга, если бы не любили. А ещё у неё есть жених. И с ним она всегда так ласково разговаривала, что вряд ли в этом есть притворство. Если нежность вообще можно симулировать. Страсть, дружелюбие – да, но не нежность. Значит, Влада умеет чувствовать. Неужели она не понимает, что и у других людей бывают чувства? Или чувствовать могут только те, кто материально обеспечен? А бедная студентка из учительской семьи, что живёт в хрущовке и за год получала меньше, чем она тратит на трусы – нет.

Элементарно поставить себя на моё место. Перед смертью равны все. На секундочку представить, что и её жених мог вот так нелепо погибнуть. И что бы она сделала с тем, кто не позволил бы ей прийти на его похороны? Да наплевала бы на его мнение. Запрети ей сам Илья.

Всего пара часов. Пусть наказывает за них сколько хочет. Что бы они со мной не сделали, это не может быть хуже, чем пропустить похороны Антона.

Я подбираю свой маленький рюкзак со стула и быстрым шагом направляюсь к лестнице. Сбегаю на первый этаж, и параллельно набираю номер.

– Игорь?

– Кто это? – голос друга Антона звучит рассерженно.

– Алиса. Я… не знаю, где проходит прощание. Не хочу звонить маме Антона…

– Ты опоздала. Гроб уже погрузили в могилу.

Я сглатываю комок, замирая перед выходом из больницы.

– Скажи название кладбища. Я приеду прямо сейчас.

– Тебе лучше не стоит здесь быть.

– Игорь, пожалуйста.

Он раздражённо выдыхает, бормочет:

– Долгопрудненское кладбище. Пережди час, пока мы уедем. Я сейчас пришлю тебе схему, где захоронение.

Выхожу на порог. Взгляд натыкается на жёлтенькое такси, из которого как раз высаживается пассажирка.

– У меня другой заказ, – водитель отрицательно мотает головой.

– Пожалуйста, хотя бы до ближайшего метро. Я… даже не знаю, где нахожусь. Я Вас очень прошу.

– Нет, девушка, извините.

Сейчас Влада выйдет, и вся моя смелость от одного её взгляда стает, как снег от жара газового баллончика. Она увезёт меня в его дом, запрёт, и на этом будет кончено.

Алиса Мельникова, из‑за которой погиб Антон, даже не соизволила прийти на его похороны. Вот что узнает моя мать о своей дочери. Эта, вместо того, чтобы встать на колени перед могилой своего парня и попросить прощения за свою гордыню, которая привела его на роковое шоссе, будет стоять на коленях перед другим мужчиной.

Позор. Несправедливость. И сдавливающее сердце отчаяние.

– Ладно. Уж больно жалостливый у вас вид, – таксист кивает на заднее сидение.

Через две минуты на мой мобильный звонит незнакомый номер. Не успеваю я сказать «алло», как в трубку льётся поток оскорблений и мата. Такой въедливый и грохочущий у Влады голос, что даже на минимальной громкости водитель слышит её, и бросает хмурый взгляд в зеркало заднего вида.

Мои попытки вставить хоть слово терпят полный крах. Я сбрасываю, и пишу ей смс, что вернусь к их дому в течение полутора‑двух часов.

Таксист довозит меня до метро Ховрино. И оттуда я добираюсь уже на автобусе.

Иду по центральной аллее, отсчитывая могилы, и выискивая ориентир для поворота: Давань Сергей Фёдорович, чёрный памятник с косой линией и золотым ангелом на левом углу.

Редкие посетители оглядывают меня с подозрением.

Хороша же я. Приехала на кладбище в белом платье. Да ещё с таким декольте. Невольно пытаюсь застегнуть дизайнерскую молнию. Будто в клуб спонсора искать приехала, а не на прощание с погибшим парнем.

Навстречу небольшая группа людей. Я узнаю в этой толпе Игоря. Он как раз идёт рядом с мамой Антона, придерживая её за локоть. Она плачет. Маленькая головка, укрытая кружевной шалью, подрагивает. На лоб выбилась каштановая прядь. Женщина не отрывает от глаз белого платка.

Я отступаю, сворачиваю между ближайших двух могил. И быстро иду по тропинке.

– Алиса!

Её голос как ушатом ледяной воды с головы до ног. Мне становится страшно, стыдно, и унизительно.

Оборачиваюсь медленно. Будто увижу за спиной привидение.

– Ты всё‑таки соизволила приехать, – в её тоне столько сдерживаемой горечи, что сладкий привкус в моём горле, который всегда пробирается внутрь на кладбищах, сменяется на солоноватый. – Принарядилась для моего мальчика.

– Мария Григорьевна, примите мои соболезнования, – несмело приближаюсь к ним.

Те, кто шли вслед за мамой Антона и Игорем, проходят дальше. Не преминув окинуть меня осуждающим взглядом.

– Я думала, ты хорошая, порядочная девочка, – она вдруг делает резкий шаг в мою сторону. Зло дёрнув локтем и высвобождаясь от поддержки Игоря так, будто он насильно её держал. – Это ты его надоумила этим заняться? Ты знаешь, какие теперь у нас проблемы? Какие грязные слухи ползут о нём? Ни в жизни не отмыться, ни после смерти.

– О чём Вы говорите? – моё дыхание сбивается.

– Шлюха, – выплёвывает она. И горько всхлипнув, идёт прочь.

– Я же говорил, что тебе не нужно приходить, – шипит Игорь – Не могла переждать немного? Мария Григорьевна! – бросается вдогонку.

Наконец делаю глубокий выдох. Руки опускаются. Рюкзак падает на землю.

Это какой‑то дурной сон. В котором из меня пытаются сделать то преступницу, то сумасшедшую.

Мотнула головой. Я сюда пришла, чтобы попрощаться. С человеком, которому стала доверять. В которого почти влюбилась. И который погиб, пытаясь помочь Владе. Хотя она стоила этого меньше всего на свете.

Поднимаю рюкзак, выхожу на аллею. Мой взгляд натыкается на недвижимую фигуру в нескольких шагах, прямо передо мной. И я цепенею.

Девушка курит спокойно, и бесстыже разглядывает меня.

– Значит, – протягивает она, – ты и есть та самая Алиса?

С ног до головы, раз за разом, взглядом как сканером множество копий делает.

– Вы были знакомы с Антоном? – подхожу ближе.

– Да. Мы много общались раньше. До того, как появилась ты.

– Вы его бывшая девушка?

Она громко хохочет. Зловеще. Запрокидывая назад голову.

– Подруга, – облизывает губы. Хитро прищуривается. – Хочешь, дам тебе один совет? – вглядывается за моё плечо. И в её глазах появляется смесь тревоги и недовольства.

Смотрю на неё непонимающе.