Пятна

– Всё, поняла, буду слушаться как пай‑девочка.

Прошло полчаса, впереди уже виднелась старая дорога, примыкавшая к Ейскому шоссе. Ветер усилился. Он прижимал к земле разросшуюся траву и заставлял путников закрывать глаза от пыли. Внезапно раздалось грозное рычание. Три пестрых лохматых пса неслись на них большими прыжками.

Витька присел на одно колено и прижал карабин к плечу:

– За мной встань! Живо!

Прогремело пять выстрелов, две собаки с предсмертным визгом распластались на брюхе. Третья резко развернулась и бросилась в обратную сторону.

– Расплодились, суки! Дохнуть же от клещей должны, а такое ощущение, что их только больше становится. Не удивлюсь, если у этих двортерьеров иммунитет к заразе выработался. Кто вырос на помойке, тот чесотки не боится.

Бобер‑младший быстро перезарядился. Он израсходовал всю обойму и окажись третья псина посмелее, то с ней пришлось бы драться ножом. Так себе начало вылазки.

– Страшно было?

– Очень, – призналась Ульяна, – не думала, что они вот так резко выскочат. Как волки озверевшие!

– Дальше пойдешь? Или назад домой отвести?

Ложкина колебалась несколько секунд, но дерзость молодости пересилила шёпот инстинкта самосохранения:

– Идём.

Они пересекли дорогу, которая разрезала поле и тянулась к шоссе. По обочинам росли молодые, но уже высокие тополя, укрывшись за ними, путники продолжили маршрут.

– По асфальту же быстрее, – ойкнула Ульяна, запнувшись об очередную кочку.

– Там мы как на ладони. А здесь, за деревьями, сложнее врасплох застать.

– Можно воды попить?

– Рановато для привала. Ладно, держи.

После короткой паузы парочка двинулась дальше. Через десять минут Витька поднял указательный палец и остановился:

– Слышишь? Там… в нашу сторону идут.

Бобёр‑младший не ошибся. Спрятавшись возле обочины, они вскоре заметили трех человек. Без перчаток. Мужик толкал по дороге магазинную тележку с тюками зимней одежды, обуви и плотным одеялом. В одной из сумок брякало что‑то стеклянное. Рядом шла закутанная в платок женщина, держа за руку девочку лет десяти.

– Что будем делать? – затаила дыхание Улька.

– Я разберусь, а ты не высовывайся, – Витька вышел из засады, перегородив дорогу.

Глава семейства покорно вытянул руки вверх, а тетка заголосила:

– Не трогайте нас, пожалуйста, не убивайте! У нас ничего нет!

Грязные лохмотья и потрепанный вид указывали на то, что бедолаги давно потеряли крышу над головой.

Витька, удерживая мужика на прицеле, крикнул в ответ:

– Идите, идите. Я вас не задерживаю. Только контролирую.

Незнакомец вновь взялся за поклажу. Переднее колесо магнитовской тележки противно заскрипело.

– Слышь, ты тачку смажь чем‑нибудь, вас за километр слышно.

Тот угрюмо кивнул, стараясь не глядеть Витьке в глаза. Его жена затравленно сгорбилась, сжалась и уставилась в землю, ближе притянув к себе худенькую чумазую дочку. Лишь у этого маленького человечка во взгляде еще светились слабые искорки жизни. В отличие от родителей, она не осознавала или просто отказывалась верить в их обреченность.

Когда бездомная троица отдалилась, Улька сочувственно пробормотала:

– Ужас. Как представлю себя на их месте, хоть вешайся. Сначала один умрет, потом второй, а девочка, мне кажется, последней. У неё глаза самые живые. Заметил?

– Я больше за папашей следил, как бы тот фортель не выкинул. Мы как‑то с батей похожую семейку встретили, только с двумя детьми. Разошлись миром, никаких претензий. Те на вид адекватными показались, а через неделю нашли их трупы в запертой хате. Сына с дочкой родители видать во сне стрельнули, а затем себе мозги вышибли.

– Жесть. Вы не рассказывали.

– Зачем вас этим грузить? Такое стараешься забыть поскорее. Вообще нельзя этим башку забивать, иначе чокнешься точно.

Через четверть часа они вышли на Ейское шоссе чуть севернее станицы Новотитаровской. Отсюда уже хорошо просматривались крыши домиков и пахло жженым пластиком.

– Опять чья‑то хата сгорела.

– Тут это часто?

– Постоянно. То бомжи бухие запалят, то уроды всякие специально поджигают.

Бобёр‑младший достал бинокль и долго изучал окрестности. Порывы ветра трепали Улькины волосы, от чего она повернулась спиной и обхватила себя руками.

– На трассе ничего нового. Жаль. Нам иногда свежие брошенные тачки попадались. Сегодня не фартит.

Приблизившись к станице, Витька указал на остов сгоревшей легковушки с оплавленными колесами:

– «Тойота постапокалипсиса». Так батя её назвал. Она тут что‑то вроде памятника, уже второй год стоит.

– Мы будем прям дома вскрывать?

– Нет, вишню через забор тырить, – раздраженно процедил Бобров.

– Не злись. Я же первый раз в этом деле, не опытная, – с робкой игривостью ответила Улька, – думала, может, только разведаем?

Витька посмотрел на мягкие губы, чуть вздернутый носик, черные брови над выразительными глазами и передумал сердиться. На Ульяну он выстраивал далеко идущие планы, как и на её сестру Лизку. Впрочем, Юльку Куницыну тоже со счетов не списывал, хотя её первый номер проигрывал фигурам Ложкиных.

– Держись позади, ты – мои глаза на затылке. Предупреждай тихо, но чётко.

– Поняла‑поняла.

Станица выглядела так, будто здесь недавно шли бои. На заборах виднелись следы от пуль, ветер гонял пепел между сгоревшими домами, часть улиц перекрыли баррикадами из машин. Но тяжелые сражения остались в прошлом. Теперь некому стало воевать.

– Ой, как тут мрачно… и… фу! Ну и вонь! – Ульяна зажала пальцами нос. Кто‑то неспешно разлагался поблизости, отравляя воздух жутким смрадом.

– Тише. Я нашел, – Витька замер возле забора из покосившегося штакетника, – перелазь, я помогу.

Они забрались в чужой двор и быстро обошли вокруг дома. Всё указывало на то, что жилище вместе с автомобилем под навесом давно брошены.