Пятый Лепесток
Следствию, конечно, виднее, но, как говорится, маятник уже запущен. Матери отказываются отпускать своих детей в школу, объявлен комендантский час, драка с представителем готической субкультуры на автовокзале закончилась больницей для молодого человека двадцати лет, и, по нашему мнению, недалеко до всеобщей истерии. Но следственный комитет с абсурдной маниакальностью твердит, что расследование ведется тщательно, и преступник будет пойман в кратчайшие сроки. Сколько еще нужно жертв, чтобы власти признали, наконец, что в городе творится нечто из ряда вон?».
Комментарии профессора лингвистики и древних языков Московского Государственного Университета Александра Заноренского:
«Письмена ореола вокруг голов жертв – это совершенно точно символы, известные под общим названием Футорк. Такие знаки использовались англосаксами в их системе письма, и наиболее известен этот язык, как древнеанглийский или старофризский язык. Однако, внешний облик далёк от оригинала. Символы имеют искажённые линии, невыдержанные пропорции и поэтому представляют собой пародию на настоящую древнеанглийскую письменность.
Буквы ранних англосаксов называются рунами, однако в современном мире простого обывателя руны приобретают мистическое значение. Знаки ореола похожи на те, что широко используются так называемыми практикующими магами в попытке прорицания или познания магических материй.
Стоит упомянуть еще одно наблюдение: начертанные символы наиболее похожи на Енохианский – искусственный язык, созданный средневековыми оккультистами Джоном Ди и Эдвардом Келли, которые верили, что открыли забытый язык ангелов и всячески пытались его возродить. Однако, даже со знаками енохианского языка эти руны имеют отдалённое сходство.
Используя транскрипцию на английский язык, словосочетание прочитать можно, однако, нет никакой гарантии, что в рунической надписи зашифровано именно оно. Написаны символы неверно, в транскрипции дают неграмотно составленное словосочетание без артикля. Знаки перепутаны местами, и, возможно, содержат ошибки. Скорее всего, начертаны они человеком, языков не знающим.
Из всего вышесказанного я могу сделать вывод, что загадочные письмена – это набор разрозненных символов, нацарапанные человеком весьма далёким от древних языков в целом и енохианского – в частности…»
Глава первая
Листья в ледяных гробах
Черная девятка выезжала за город по длинному шоссе. Дома за окном кончились, и на смену им пришел унылый, сырой зимний пейзаж. Замелькали голые деревья, высаженные вдоль дороги, за ними простиралась равнина с черными проталинами в снегу.
– Нам совсем недалеко ехать, через два часа будем на месте.
Майя отлепила взгляд от окна и посмотрела на водительское сидение. Брат её отца был для неё незнакомцем, до недавнего времени она даже не догадывалась о его существовании. Мама никогда не рассказывала ей об отце, и уж тем более – о его брате. Девочка подозревала, что её отец был капитаном очень дальнего плавания. Такого дальнего, что в её жизни от него осталось только отчество – Дмитриевна. Где он плавал – оставалось загадкой: их город был далеко от моря.
Она медленно наклонила голову к правому плечу и чуть сощурилась. Так было легче рассмотреть дядю. Бесцветные волосы, некогда золотые, как у неё, но с ранней сединой, неряшливо спадающие на плечи, грубый профиль, будто его высекли из камня, высокие скулы, кожа вся в рытвинах, как после оспы. Его худощавые, жилистые руки лежали на руле, и Майя заметила на безымянном пальце кольцо. Значит, у него есть семья. Надо же, количество новообретенных родственников растет с каждым часом.
В зеркале заднего вида мелькнули голубые глаза.
– Есть хочешь?
– Нет.
Глаза ей не поверили, но спрашивать он больше не стал.
Майя снова уставилась в окно. Серое небо, не меняющееся уже несколько недель, нависало над грязным полем. Куда‑то в сторону уходила раскисшая, уродливая проселочная дорога. Майя попыталась разглядеть, ведет ли она к какой‑нибудь деревне, но дальше, чем на несколько метров, мир распадался на множество неясных пятен. А стоило прищуриться чуть сильнее, сразу начинала болеть голова.
Она бросила попытки и прислонилась к спинке сидения. На её коленях лежала раскрытая толстая тетрадь. Из неё торчали уголки разноцветных закладок, засушенные листья и кусочки ткани. Майя достала из рюкзака ручку и написала на чистой странице: «Листья в ледяных гробах», подумала секунду и прибавила: «Спят, чтобы стать чем‑то большим».
– Тебе у нас понравится, – грубый голос дяди показался слишком громким, и Майя вздрогнула, – природа у нас совсем не та, что в городе. Мы как раз на окраине живем, через луг и сразу лес. Но не бойся, в нем не заблудишься. Он со всех сторон окружен домами.
Наверное, он нервничал, не знал, о чем с ней говорить. Как и все эти люди, окружавшие её в последнее время. Майя промычала в ответ нечто, обозначавшее не слишком живой интерес, и глаза снова пропали из зеркала.
Она посмотрела на строчку, что написала в тетради. Мысль уже улизнула. За окном снова мелькали деревья.
Майя прислонилась лбом к холодному стеклу, чувствуя вибрирование машины у себя в голове, и опустила взгляд вниз. Темная дорога неслась под колеса сплошным потоком, а справа вилась желтая лента ограничивающей полосы. Глаза у девочки слипались.
Должно быть, всё дело в той таблетке, что ей перед поездкой дала медсестра в приюте. В последнее время она принимала их намного реже, но сейчас её уже затягивало в удушливый, вязкий сон, которому невозможно было сопротивляться.
…Солнечный день рвался в окна зданий, магазинов, жилых домов и прочих строений. Окна эти были по осенней привычке наглухо закрыты, однако это не мешало солнцу бесцеремонно ломиться внутрь. На фоне непрекращающихся дождей, которые зарядили с начала сентября, этот день казался подарком судьбы.
Майя шла по мокрой аллее парка и видела в отражениях луж множество сияющих бликов. Воздух, пропитанный влажностью и ярким земляным запахом, двигался вокруг неё большими массами, и девочке казалось, что пространство дышит, словно огромное невидимое живое существо. Ветер возил по асфальту желтые глянцевые листья, бросал их вдребезги под ноги, трепал высокие деревья, играючи носился взад‑вперед по аллейке, словно радостный пёс. Маленький парк, со всех сторон подпираемый базаром, утопал в буйстве осенних красок.
– После сеанса зайдём в кафе?
