Пятый Лепесток

– А еще мне птичка на хвосте принесла, что ты, оказывается, бесстрашная, – Горский затянулся еще раз и передал сигарету назад, Синявский тут же сунул её себе в рот. Он бросил быстрый взгляд на дружков, и девочка тут же ощутила, что её оттеснили ближе к скамье. Теперь она стояла почти вплотную к развалившемуся на сиденье Виталию.

Он сел, затянулся, приблизил своё лицо к лицу Майи, подавшись вперед и глядя на неё снизу вверх, а потом медленно выдохнул.

Девочка задержала дыхание, зажмурилась, чтобы зловонный едкий дым не попал в глаза и легкие, но ни шелохнулась. Она просто застыла, по‑прежнему не ощущая страха, только отвращение и беспомощность.

Он по‑птичьи наклонил голову на бок, ухмыльнулся, рассматривая её. От него пахло сигаретным дымом и ещё какой‑то ветошью, как в застарелых домах. Темные глаза его были так близко, что Майя могла видеть в них своё бледное лицо.

– Забавно. Сколько тебе лет?

– Тринадцать.

Он снова взглянул на исписанные листы, которые Майя прижимала к груди побелевшими пальцами. Девочка почувствовала, как он мягко дотронулся до них.

– Все‑таки мне любопытно, – сказал Виталий, – дай почитать.

– Не трогай!

Красивое лицо Горского расплылось в улыбке, а в следующее мгновение он резким движением вырвал рукописи из её рук. Пальцы обожгло короткой болью, на них остались красные ссадины.

– Не смей! Отдай сейчас же! – закричала Майя, рванувшись вперед, но её крепко поймали и оттащили назад.

Синявский и Малашин грубо схватили её за предплечья и без труда удерживали на месте, она внезапно поняла, что не сможет вырваться самостоятельно от двух старших парней. Горский бегло просмотрел текст одной страницы, затем другой. Брови его приподнялись.

– Что это? – спросил он.

– Ничего, – огрызнулась Майя.

Она попыталась лягнуть Малашина, но промахнулась, и её тут же встряхнули. Зубы клацнули, она чудом не прикусила себе язык.

– А ну стой спокойно, овца, – рявкнул Егор.

Горский взял одну страницу в руки.

– Ничего? – он пожал плечами, – значит, ценности не имеет.

И он порвал страницу на двое.

– Нет! Что ты делаешь, урод? – заорала Майя, не задумываясь ни о словах, ни об опасности, которые они в себе таили.

– Разве я урод, парни? – удивился Горский, взяв в руки следующую страницу, – видишь, они говорят, что я не урод.

Он порвал вторую. В школе приглушенно зазвенел звонок. Майя бешено дернулась всем телом, стараясь высвободить руки, но сделала только хуже. Предплечья сдавило, словно клещами.

– Что тебе надо? – в гневе закричала она, – ты что, испытываешь извращенное удовольствие, издеваясь над людьми?

Виталий призадумался.

– Да, – сказал он так, словно отмечал, что на улице мороз, – пожалуй, мне это нравится. Это весело.

– Ты больной! – выкрикнула Майя.

Виталий страшно удивился.

– Слыхали, парни, я еще и больной… – третья страница была уничтожена и втоптана в грязь. – Продолжай, мне интересно, насколько ещё тебе хватит смелости.

В его руках появилась четвертая страница, затем пятая. Девочка беспомощно смотрела как её драгоценные слова и строчки падают на подтаявший снег и пропитываются грязью. Горский рвал листы с садистским наслаждением, медленно, театрально, непрерывно наблюдая за её лицом. Майя решила, что скорее умрет, чем заплачет. Откуда‑то она знала, что ему нужно именно это: увидеть, как она будет плакать, как будет умолять его прекратить.

Отдаленно она услышала, как открывается дверь школы, и двор наполняется звуками, голосами, топотом, смехом. А потом Майя увидела, как Артём, Стёпа и Костя, о чем‑то ожесточенно споря, переступают через порог. Увидела мельком, потому что её сразу затащили подальше за угол. Теперь их не было видно даже со двора.

– Артём! – во всю мощь легких закричала она, и тут же её рот зажала шершавая, соленая ладонь.

– А ну заткнись! – прошипел Синявский ей в ухо и тут же подскочил, встряхнув рукой, – эта стерва меня укусила!

– СИЛАРМОНТ!!!

Майя никогда прежде не издавала таких громких звуков.

Ей в волосы вцепились твёрдые пальцы, настойчиво потянули голову назад, но она поняла, что докричалась. Она уже слышала их торопливые снежные шаги, становившиеся все отчетливее и громче.

Мальчики бегом влетели в узкую подворотню, рассыпая комья талого снега в разные стороны.

Когда Артём, Стёпа и Костя увидели Горского, меланхолично сидящего на скамейке, Малашина и Синявского, державших Майю за руки, у них раскрылись рты от удивления и ужаса. Было бы смешно, если бы ситуация не была такой патовой.

Краски мгновенно сошли с лица Артёма, словно их вытянули через соломинку. Быстро оценив обстановку, он расставил пошире ноги и выставил перед собой кулаки.

– Эй, вы! – крикнул он пронзительным голосом, – а ну! Отпустите её!

Стёпа и Костя, переглянувшись, подошли к Артёму ближе и тоже приготовились драться. На их лицах был написан безотчетный страх, они знали, что этот бой не может быть равным, их слегка потряхивало, но ни один из них не отступил ни на шаг. И, уж конечно, никто из них не бросил бы Артёма.

Секунду висела тишина, а потом Малашин и Синявский покатились со смеху.

Горский криво ухмыльнулся, повернувшись к Майе.

– Неплохо ты устроилась, с тремя пацанами, Свинка, – он насмешливо покачал головой, – еще больших задротов представить сложно.

– Отпустите, я сказал, не то… – снова воскликнул Артём.

– А силенок‑то хватит? – Горский повернулся к мальчишкам, а потом поднялся на ноги.

Он был на голову выше Артёма, в два раза шире в плечах, это стало особенно заметно, когда Виталий подошел к нему вплотную и, засунув руки в карманы растянутых штанов, взглянул на него сверху вниз.

Артём побледнел, хотя, казалось, уже некуда. Он топтался на месте, инстинкт самосохранения велел ему немедленно бежать, но он упрямо стоял, выпрямившись, с лохматой, кудрявой головой, огромными блестящими глазами, нескладный и нелепый, дрожащий с головы до ног, но решительный.

Горский осмотрел его с макушки до пят, а потом слегка наклонился:

– Запомни, пацан, если не вывозишь – не лезь.

– Что здесь происходит?