Рагана
Дочка головы радостно помахала и убежала, звонко стукнув калиткой.
А я стояла и качала головой, пытаясь понять: что же витает в воздухе этой деревни, раз я разрешила кому‑то приходить в гости?
* * *
Проведя целый день в делах, к вечеру я не чуяла ног. Доплелась до пахнущей свежесрубленным деревом кровати и упала на нее ничком, раскинув руки. Сил не осталось ни на что. Надо было встать и сменить грязную одежду на ночную рубаху, но коварный голосок внутри нашептывал, что иногда можно и закрыть глаза на чистоту.
Наверно, он все же добился своего. Потому что стук в дверь вырвал меня из тревожного мутного сна, к счастью, еще не успевшего стать кошмаром. Я кубарем скатилась с кровати и зажгла свечу. Ноги коснулись холодного пола, и я крупно вздрогнула, беззвучно костеря ночных визитеров. Стук не прекращался, до боли напомнив последнюю ночь в Полесье, но я отогнала непрошеные воспоминания и побежала открывать.
Стучали сильно, тревожно, и, прислушавшись, я различила голос Совия. Распахнув дверь, столкнулась с Лисом нос к носу и уже открыла рот, чтобы спросить, какого блазеня ему понадобилось, как из‑за его спины выглянул незнакомый парень. На вид – помладше Лиса, худой, с умными, но грустными глазами. Парнишка мял в руках шапку, пламя свечи падало на белое то ли от страха, то ли от переживаний лицо.
– Помощь твоя нужна, – не здороваясь, начал Совий.
– Понятно, что не на свидание пришел позвать, – я фыркнула и открыла дверь пошире. – Заходите и рассказывайте, пока собираюсь.
– Я к ней не пойду, – незнакомец отшатнулся, но тут же замялся и посмотрел виновато. – Батя не велел…
– А я на пороге слушать не буду, холодно. К тому же время тратить на беготню туда‑сюда после каждого твоего слова? Уволь. Я еще не настолько проснулась.
Я натянула расхристанное после сна платье на плечи, собрала волосы в пучок, развернулась и пошла к полкам со снадобьями.
Совий втолкнул товарища в избу – уж не знаю, словом или дружеской зуботычиной, – и теперь парнишка переминался с ноги на ногу, испуганно стреляя глазами по сторонам. Я тоже украдкой осмотрелась, наслаждаясь видом. Впрочем, гостю он, верно, пришелся не по душе, лицо его так и осталось бледным. Я беззастенчиво отодвинула Совия с дороги и сунула его чахоточному приятелю под нос пузырек с едким зельем – купец, у которого я его нашла, сказал, что называется оно нашатырь. После того как гость прочихался и поименно вспомнил всех богов, начиная с Вельнаса[1], я взяла корзину, где уже лежали инструменты, и грозно вопросила:
– Ну?!
– Его отца укусил нетопырь. В шею, вот тут.
– На себе не показывай, – суеверно прикрикнула на Лиса. Белобрысым ураганом пронеслась по комнатке, собирая необходимые травы. Приятель Совия, услышав мои слова, замахал рукой возле шеи и сплюнул через левое плечо.
Надеюсь, не на мои чистые полы.
Собрав все нужное, я сняла с крючка плащ и кивнула:
– Ведите к раненому.
По пути Совий тихо рассказывал мне, как отец бледного парня умудрился налететь на нетопыря. Я уже знала, что приреченцы каждую седмицу прочесывают окрестности в поисках притаившихся навьих тварей. В этот раз они нашли целое гнездо нечисти. Василий убил детеныша, а озверевшая мать пробилась‑таки сквозь все заслоны и вырвала кусок плоти из шеи печника. Чудо, что немного промахнулась. Вот только яд нетопыря вполне способен довершить начатое в ближайшие часы.
В отличие от Марьяны, этот недужный в постели не валялся, хотя от опасной раны близ яремной вены уже потекли синие ниточки отравы. Старик сидел прямо, широко расставив ноги и придерживая одной рукой наспех наложенную повязку. Вторая лежала на колене, пальцы были сжаты в кулак, костяшки побелели. Я втянула носом воздух и узнала запахи календулы и подорожника. Неплохо, но слишком слабо для таких повреждений.
Его терзает боль.
– Пошла вон, – с порога, не глядя на меня, гаркнул старик.
Из‑за моей спины выглянул парень, чье имя я так и не удосужилась спросить.
– Батя…
– И ты вместе с ней катись! – проревел старик и закашлялся. Сплюнул кровью, отер губы и посмотрел на ладонь. – Сами сладим. А нет, так пойду к богам в чистой рубахе! Еще не хватало портить нитку, якшаясь с ведьмой.
Я с трудом подавила желание послать мерзкого старика подальше, хоть в саму Навь. Меня остановил ровный голос Совия:
– Василий, не глупи. Без помощи знахаря ты не выживешь, и тебе самому о том известно.
– Помолчи, щенок, тебя никто не спрашивал, – грубо оборвал Лиса старик. – Сам уже испачкался, других не порть. Богуяр, отойди от него! Сколько раз говорил тебе, не смей с этим лаумовым отродьем дело иметь. Иди спать. Утром потолкуем.
Ба, так Лиса тут тоже не все любят? Я искоса глянула на Совия, невольно ему сочувствуя. Жить с клеймом лаумова отродья – то еще развлечение. Мне, рагане, об этом известно как никому иному. Но Совию должно быть еще обиднее. Обычных людей эти слова жгут похлеще крапивы. Ведь ими бросаются, когда намекают, что человек с навьими тварями путается, служит им в обмен на золото или исполнение желаний. Пусть я недолго пожила в Приречье, но увидела достаточно, чтобы понять: Совий здесь последний, кому можно было бы навесить жестокое прозвище.
Впрочем, было и еще одно толкование.
Не все в Беловодье любили дейвасов. И в глухих волостях, где привыкли с навьями договариваться чаще, чем с людьми, именно так называли огненных колдунов.
От страшной мысли все внутри задрожало, даже руки затряслись. Я глубоко вдохнула и поставила перед ужасом мысленный заслон. Глупости все это. Окажись Совий дейвасом, меня бы уже не было в живых.
В лице Лиса не дрогнула ни одна черта, словно он привык к этим оскорблениям или же, что более вероятно, не собирался доставлять удовольствие склочному старику, показывая, что тот сумел его задеть. Ломаные синие линии на шее Василия прямо на глазах медленно расползались все дальше: повязка уже не могла их скрыть. Я вышла вперед.
– Утром толковать вы будете разве что с Пряхами, когда они станут надевать на вас рубашку загробного мира. Яд навьей твари в вашем теле. Пройдет совсем немного времени, и он доберется до сердца. Тогда начнут отказывать органы, куда оно погонит дрянную кровь. Вы будете умирать медленно и мучительно.
Богуяр побледнел еще больше, но Василий по‑прежнему на меня не смотрел. Только пальцы опущенной руки сжались сильнее, еще чуть‑чуть – и кожу пропорет ногтями.
[1] Вельнас (Велняс) – в балтийской мифологии противник бога‑громовержца Перкунаса, владыка загробного мира.
