Ребекка, Мадам, Альтер эго и другие

Далее следовало предупреждение о том, что не следует обращаться в полицию, и были расписаны подробные условия передачи денег. На обратной стороне стояла приписка: «В случае неуплаты до указанного срока нам, к сожалению, придётся убить Вас, госпожа Майер, в порядке живой очереди».

У меня затряслись руки, и письмо вывались из них. Что это «за в порядке живой очереди»? Чья‑то злая шутка или нет??? Я схватилась за голову, не зная, что предпринять. Несмотря на предупреждение, я порывалась немедленно пойти в полицию, но на дворе была ночь, и я решила отложить поход туда до утра. Нужно ли говорить, что в ту ночь я совсем не спала. Снотворное и успокоительные не помогали, сердце колотилось всё сильнее, и нестерпимо стучало в висках. Несколько раз за ночь я перечитывала письмо и обратила внимание, что несмотря на грамотную речь, оно было написано от руки каким‑то детским почерком. Буквы в словах были разной величины и наклонялись то в одну, то в другую сторону. Возможно, кто‑то просто пытался изменить свой почерк и лепил детские каракули.

Наутро я взяла машину и поехала в город. Зайдя в супермаркет будто за покупками, я вышла через чёрный ход и отправилась в полицейский участок. Там меня сразу успокоили, сказав, что это проделки подростков из неблагополучного района, которых вот прям только что арестовали.

– Да, мэм, – сокрушался шериф, – четверо, можно сказать, детей кошмарили целый город! Но теперь этот кошмар позади!

– Так они за решёткой? – уточнила я.

– Абсолютно верно, мэм! – шериф наклонил свою седеющую и лысеющую голову в знак подтверждения этой информации.

Сказав, что экстренный выпуск о поимке малолетних преступников с минуты на минуты появится по телевидению, он посоветовал мне отправиться домой и хорошенько отдохнуть от тревог и волнений, что я и сделала».

 

Ребекка внимательно слушала Линду, думая, что её история могла бы послужить основой для хорошей книги.

– Посмотрите на тех русских! – неожиданно прервав свой рассказ, вдруг вполголоса сказала Линда и кивком головы указала куда‑то за спину Ребекки. – Только осторожно!

Девушка чуть повернула голову и увидела высокого худощавого господина в чёрном костюме с белой рубашкой, рядом с ним была женщина среднего роста с приятными глазу округлостями, одетая в серый костюм джерси , и тоненькая молодая девушка с русыми полу‑распущенными волосами в разноцветной тунике и расклешённых брюках.

– Семейка русских, – повторила Линда, не повышая голоса. – Полюбуйтесь на них!

– Как вы знаете, что они русские? – полюбопытствовала Ребекка. – Вы с ними знакомы?

– И да и нет! Они плохо говорят по‑английски. Только «how do you do Linda?» и «all right». Зато папа и дочь чешут по‑немецки, не остановишь!

– Это логично, – улыбнулась Ребекка. – Мы ведь находимся в Австрии.

– Это так. Только вот мой немецкий хромает.

Неожиданно без всякого перехода Линда привстала с барного стула, и приветственно помахала расположившимся за дальним столиком русским, воскликнув:

– Hello Alexander! Hello Vasilina! Hello Svetlana! Good evening my friends!

Те расплылись в улыбке и стали махать ей в ответ, показывая, что тоже ужасно рады её видеть.

– Давайте и мы пересядем за свободный столик и закажем горячее, – предложила Линда, как‑то в момент эмоционально сникнув. – А свою историю я закончу как‑нибудь в другой раз.

 

Глава 10

 

Ординатор клиники профессора Шмидта 30‑летний доктор Арнольд Самюэль готовился к приёму. Он просматривал медицинские досье записанных на сегодня пациентов, помечая в блокноте, на что следует обратить внимание в том или ином случае. Арнольд считал, что с рабочим местом ему ужасно повезло – профессор был его кумиром, клиника славилась грамотными специалистами, научной работой и проверенными методами лечения. Расположенная высоко в горах, она была ограждена от внешнего мира, что сам профессор считал её несомненным достоинством. Их специфические пациенты нуждались в тишине, покое и уходе и должны были получать как можно меньше внешних раздражителей.

Ещё в пору учёбы в Инсбрукском медицинском университете Арнольд проявил интерес к неврологии и психиатрии. Единственное, в чём он тогда сомневался, что из этих двух дисциплин выбрать в качестве своей будущей профессии. Когда‑же он увлёкся так называемыми пограничными состояниями, всё для него стало предельно ясно.

Русская пациентка Светлана, которая вместе с родителями приходила на ознакомительную беседу несколько дней назад, была записана на сегодняшний приём первой. Девушка страдала от сильного комплекс вины и в свои годы всё ещё эмоционально зависела от матери. У той оказались более серьёзные проблемы, и потому женщина нуждалась в дополнительной консультации у профессора. Отец Светланы, Александр Георгиевич, сопровождавший своих дам, оказался, по счастью здоров, и был лишь сильно морально измучен ежедневными тревогами. «Moralisch erschöpft», написал врач свой вывод и отложил карточку Александра Георгиевича в сторону.

Арнольд наметил план беседы со Светланой и вошёл в кабинет, где она уже сидела на бархатном диванчике нежно‑лилового цвета. Поздоровавшись, он сел напротив неё и открыл свой блокнот с пометками. Предупредив, что его вопросы могут выходить за рамки здоровья и касаться жизни и привычек всей семьи, он спросил:

– Где вы учились немецкому?

– Сначала в школе, потом в институте, – ответила пациентка.

– Вы применяете его в повседневной жизни?

– Нет. Хотя, да! Иногда мы с папой говорим по‑немецки дома.

– Для чего? – удивился доктор.

– Больше для шутки. Это как соревнование – кто лучше знает язык, что ли.

– Вы папина или мамина дочка?

– Больше папина.

– Чем вы это объясняете?

– Думаю, болезнью мамы. Когда у неё начинается обострение, она уходит в себя и надолго от нас отстраняется.

– Что вы помните о том эпизоде, когда вы ребёнком упали в воду?

– Ничего. Белый лист.

– Вы боитесь воды?

– Нет.

– Опишите ваш самый счастливый день из прошлого, – попросил док.

– Это был летний день, очень тёплый и солнечный, – ответила девушка, почти не задумываясь. – Мне было тогда лет пять‑шесть. Мы с папой сидели на веранде, где мама варила вишнёвое варенье без косточек.

– Без косточек? – зачем‑то уточнил Арнольд.