Редкий цветок. Back in time
Я продолжаю реветь, сидя с ногами на диване.
Ярик уговаривает меня попить воды, но безуспешно. У меня уже начинается истерика. Я и сама не понимаю, почему я реву. Из‑за этого старого козла? Скорее, от беспомощности и безысходности, которую я ощущала в России, где все было продано и куплено, и вот такие старые козлы что хотели, то и вытворяли.
Ярик притянул меня к себе и пытался успокоить. Он что‑то говорил мне, а я продолжала реветь, уткнувшись в него.
– Голуба, ну я совершенно тебя не понимаю sometimes[1]. Вот тоже‑т мне, блин, устроила трагедию, е‑мое. Не плачь, Алиса, ты стала взрослой! – принимается вдруг распевать он. – Праздник наступил, и тебе уже 16 лет. Да даже 20 вообще‑то, – задумывается он вроде как, закатив глазки в потолок.
– Спасибо, что напомнил, – всхлипываю я.
– Ну и в чем трагедия‑то? Призрак пенсии на горизонте замаячил уж, что ли? – прыскает он. – Да не реви ты, фрекен Бок! – изображает он Карлсона. – А хочешь услышать рассказ о встрече с диким, но симпатишным привидением? – пытается он растормошить меня. – Только уберите детей от наших голубых экранов!
– Ярик, мне не смешно абсолютно.
– Алиска, ну ты правда, блин, ну как вчера на свет родилась. Такие, как ты, вообще бывают разве еще? – заглядывает он мне в глаза. – Реально, какая‑то «сказочная» девочка! Ну бегают они все за тобой табунами, – прыскает он. – Ну так радоваться надо вообще‑то, что такой успех имеешь, Chérie Lady[2].
– Что? Ты о чем вообще? На фига мне такого «рода» успех? – перестаю я даже реветь на время, удивленно глядя на него.
Тот довольно хохочет и продолжает как ни в чем не бывало:
– А че такого? Кто‑то изо всех сил вон пыжится, да ничего не выходит, а ты отбиваться от фанатов не успеваешь. Хороводятся вокруг тебя без устали и продыху.
– И чему радоваться? Что они все на меня ки́даются?
– Любая барышня на выданье, – хихикает он, – ну просто вот обязана уметь собирать вокруг себя «собачьи свадьбы» вообще‑то. Ну и использовать это в своих интересах. В очередь, сукины дети, в очередь! Абырвалг!
– Что? Какие, на фиг, «собачьи свадьбы»? Какой, на фиг, Абырвалг? Ты совсем уже там сбрендил, что ли?! – отстраняюсь я от Рыжего и смотрю на него во все глаза, обалдев от услышанного.
– Да не, я не в том смысле! Без всяких пошлостей. Ну просто интерес к себе подогревать тоже уметь надо, Голуба, – поднимает он указательный палец.
– Ну и на фига мне это?
– Да хотя бы, чтоб жить веселее было, – хмыкает он. – Ценить вообще‑то надо красоту, данную тебе Вселенной.
– Да мне и так не скучно по жизни, – мрачно усмехаюсь я. – Толку от этой красоты, если вокруг одна похоть? Вот счастье‑то привалило…
– Счастье! Слыхали? Ле́шим счастье привалило! – продолжает кривляться тот.
– Себе забери счастие сие, Кузенька!
– Ой, блин, точно! Кузеньке «Вискаса» не купил! – вспоминает вдруг Рыжий. – Ох и вставит мне теть Клаудиа. Не буду говорить, что и куда, – прыскает он.
– Пошляк! – толкаю я его. – Ничего святого. Даже мультик умудрился испоганить! – качаю я головой, недовольно зыркая на него.
Тот радостно гогочет.
– Ну на то ж я и гамадрил! О, точно! А может, мультики лучше позырим? Давно не ржали, – кивает он на видик. – Все лучше, чем потоп устраивать.
– Не хочу. Ничего не хочу.
– Давай‑давай! Молодец! Будешь, как «Великий Нехочуха»!
– Ярик, мне не до мультиков, – вновь всхлипываю я.
– Ой, блин, снова здоро́во. Че, у тебя сегодня «Crying in the rain»[3] внеплановый? – прыскает снова он. – Да ладно тебе, Лю‑Лю! – обнимает он меня, прижимая к себе. – Любишь ты порыдать иногда. Все вы, блин, любительницы поистерить на досуге, – хмыкает он.
A‑ha – Crying in the Rain
– А кто нас к этому вынуждает? – огрызаюсь я.
– Ой, давай только не надо ля‑ля! Тебе действительно не льстит такое повышенное внимание со стороны… хм… противоположного пола? Оно вам всем обычно ну просто, как воздух! Причем ВСЕМ поголовно и без исключений необходимо! И Всегда! И не дай бог, если его б не было, – усмехается он.
– Что за бред? Зачем?
– Да чтоб королевишнами себя чувствовать. Как в рекламе: «Все люди, как люди, а я – КОРОЛЕВА!», – подмигивает он мне. – Корона не жмет?
– Да задолбало меня ваше «повышенное внимание», – недовольно смотрю я на него.
– Что – часто непристойные предложения получала по жизни? Ну, неудивительно, Красопупица ты моя, – хмыкает он. – Да еще и секси ты к тому ж, Лапуль. И весьма причем, – выразительно оглядывает он меня.
– В смысле?
– Ну… я ж видел тебя на море в купальнике. Аищь‑ваищь, ВАХ, какой красывый дэвушька! Угу‑гу, Голуба… Смерть им всем! – лыбится Рыжий, качая головой и прицокивая на манер наших сочинских джигитов.
– Че вообще началось‑то? – недовольно зыркаю я на него, отстраняясь. – ТЫ еще давай полезь ко мне сегодня для полного счастья! – мрачно усмехаюсь я.
– И не мечтай! – ржет он. – Инцестом не увлекаюсь, даже по пьяни. Забыла? – приподнимает он бровь.
– Яря, ты бываешь просто невыносим со своими пошлостями! – принимаюсь я колотить его ладонями.
Тот довольно хохочет, потом снова сгребает меня и прижимает к себе.
– Сиди тихо, не барахтайся! Истерика быстрей закончится, – продолжает веселиться он.
– Лучшая защита – это обнимание? – грустно усмехаюсь я.
– Ну так уто ж! Допэрло, наконец, как говорит теть Клаудиа, – хмыкает он, качая головой. – Голуб, а чего вам всем вообще по жизни надо‑то?
[1] Иногда (англ.).
[2] Любимая (песня группы «Modern Talking»).
[3] «Плач под дождем» (название песни группы «A‑HA»).
