Редкий цветок. Back in time

– Как что – носить. Но сначала вставишь фотку своего Любимого.

– Из коллекции «лавзиков»? – усмехаюсь я.

– Появится скоро по ходу «риал лавзик» и в твоей жизни, – хитро улыбается он.

– Что за намеки? – не понимаю я.

– Я думал, ты более наблюдательна, а еще повсюду кричат о женской интуиции.

Но мне сегодня не хочется прикалываться. Кладу медальон в сумку.

– Спасибо за подарок, – целую Ярю в щеку, которую тот тут же с готовностью подставляет.

– Кстати, насчет дней рождений: мой празднуем на даче – в нашем «дурдомике в деревне»!

– Посреди недели?

– Нет, придется перенести на выходные. Ты мне поможешь, мой знаменитый французский шеф‑повар – Оливье Жюй дэ Глотай? – вытягивает он губы трубочкой, подмигивая мне. – Никто, кроме тебя, не умеет так «гидротировать пиццу до четвертого уровня», – продолжает веселиться Яруся.

– А самому че, слабо? Мужское ток‑шоу «Я сам» организовать? – осеняет меня идея.

– Ара, биратан, в натуре – ти што? – тут же подхватывает он. – Она если дома и появляется, то обязательно с подвипивщими подружьками. Ара, стоишь на кухне, салат‑малат готовишь, они заходят, тэбэ щипают, а когда ты ей жалуэшься, она только смэётся! – гогочем мы с ним вместе.

 

КВН – Мужское ток‑шоу «Я сам»

 

– Ну так че, ара‑биратан, поможешь, в натуре?

– А теть Клаудию попросить не хочешь – тем более, что ты умеешь? – усмехаюсь я.

– Вот ты, блин, могильщица, – недовольно зыркает он на меня.

– А что, безалкогольный день рожденья – праздник детства. И никуда, никуда, никуда от него не деться, – подмигиваю ему я.

– Смысл тогда его делать, – пожимает он плечами.

– Ну в том году ты, конечно, дал копоти, нефтяник! – выразительно гляжу я на него.

– А че, я че? Я сам офигел! И это не я, между прочим! Это Задорновские идеи про «шило» с «буравчиком». А мне, как любому русскому «нефтянику», надо было все самолично проверить ну и усовершенствовать… оба коктейля! – гогочет он.

– Ага. Причем одновременно! Ты еще лампочку себе в рот засунь, исследователь, – качаю я головой.

– О, а это программа этого года будет, – типа, озаряет его идея.

– Тогда в этот раз без меня!

– Да шучу я!

– Правда обойдешься без пьянки до поросячьего визга? – недоверчиво смотрю я на него.

– Ну ты ж меня уже отучила вроде как бы, Голуб, – приподнимает он бровь, выразительно глядя на меня.

– Точно?

– Не, ну ты меня тогда реально так развела! – усмехается он, качая головой.

– Ну и чего ж спужался‑то, Лапуль? Мы ж, типа, взрослые люди, – хихикаю я. – Встретились, полюбили друг друга. Комнату дадут – поженимся, – хохочу я с любимой фразы любимого фильма.

– Иди ты на фиг, дурында! Я так пересрал тогда. В натуре, чуть не обделался.

– Фу, Яря! – толкаю его я, вспоминая одну историю.

 

 

***

 

Как‑то Рыжий закатил на даче очередную пьянку с кучей приглашенного народа.

Лишних комнат, как всегда, не осталось, и нам опять пришлось ночевать в одной. В принципе, не впервой. Он всегда спал на диване, а я на кровати, как и положено принцессе. Но в тот раз, когда я поднялась наверх, Яря уже вовсю храпел, развалившись и оккупировав всю кровать полностью.

Промучившись всю ночь на неудобном диване и так толком и не выспавшись, я решила устроить ему «Варфоломеевскую ночь». Вернее, «Утро стрелецкой казни». Ну а заодно и отучить его от пьянок до «поросячьего визга» с абсолютным и беспробудным беспамятством.

Утром, когда он начал стонать, просыпаясь и хватаясь за голову, я стянула с плеч тонкие бретельки ночной сорочки и, завернувшись в плед, выставила наружу голые плечи, типа, я раздета. С взволнованно‑счастливым видом я уселась на краю кровати, поджав под себя ноги и испуганно‑влюбленно глядя на него.

 

Pet Shop Boys – It’s a sin

 

– Доброе утро, Любимый…

– Кому как, любимая, – бормочет он, не открывая глаз.

– Поднимите мне веки? – хмыкаю я по привычке, но тут же, спохватившись, принимаюсь счастливо улыбаться и корчить влюбленную морду лица.

– Ой, блин, Голуба, рассольчику не притаранишь по‑братски? – приоткрывает он один глаз.

– Что? Как? – сползает вдруг улыбка с моего лица. – И это все, что тебя интересует?! – расстроенно‑возмущенно смотрю я на него.

– На данный момент да, – садится он на кровати, потирая лоб. – А че такое?

– Да, действительно, – «а че такое»? То есть тебе реально по фиг?! Вот правда – по барабану, абсолютно? – наполняются вдруг слезами мои глаза.

– В смысле? – глядит он на меня в непонятках.

– Как? Ты правда ничего не помнишь? – продолжаю я ломать комедию.

– А должен? – вздыхает он, снова закрывая глаза и откидываясь на спинку кровати.

– Ты… Ну и сволочь же ты! Да как так можно? Кем же надо быть?! – принимаюсь я вдруг рыдать, изображая Дженет «из «Отпетых мошенников». – Ты же мне всю ночь в любви признавался. Такие слова шептал!..

– Чего шептал‑то? – приоткрывает Рыжий один глаз наполовину со вторым и вновь со стоном закрывает оба.

– Что ты меня уже год почти как… любишь, с той нашей самой первой встречи еще. И что ни жить, ни дышать без меня не можешь!

– Ну да, и в груди прям жгет? – усмехается он.

– Ну ты и скотина! – выдыхаю я, глядя на него во все глаза. – Ты же… Ты же полночи на коленях простоял… Клялся. Умолял. Рыдал. Я же… Я же ПОВЕРИЛА!

По моей щеке медленно скатывается слеза.