Редкий цветок. Back in time
Фотки и правда получались необычные, внезапные и неожиданно качественные. Суперидеи и озарения сыпались из Яри без остановки. Это действительно оказалось очень интересно и, конечно же, весело.
***
В тот день в «Кентавре» объезжали лошадей. Занятий в школе не было, Вадим предложил нам взять лошадей и просто покататься по округе, но мы отказались, так как я хотела посмотреть на «родео».
Leo Rojas – Celeste
Мы сидели на ограде, хлопали ковбоям после каждой победы и радостно вопили. Те с гордостью нам кланялись.
– Откуда у вас необъезженные лошади? Еще купили? – спрашиваю я у Вадима.
– Нет, это новый русский тут один знакомый прибарахлился, а ему необъезженных подсунули.
– А вы вообще еще покупаете лошадей?
– Сейчас уже нет. У нас их много. Вот только я три дня назад наконец‑то осуществил свою мечту: купил иноходца вороного. Чистокровка. Идет обалденно. Ты не пробовала иноходь?
– Нет.
– Сейчас после объездки я его как раз собирался на корде погонять. Хочешь попробовать?
– Конечно.
Вадим помог мне забраться в седло – иноходец был просто огромный: высокие стройные ноги, длинная шея, черная развевающаяся грива и хвост – король мустангов! Я была просто как амазонка.
Leo Rojas – Indian Fire
Ярик тут же принимается чертыхаться, обвиняя Кирилла в том, что он на него всю пленку отщелкал, а теперь такой кадр, ракурс, композиция и далее по тексту, пропадают!
– Это Монтана! Блин! Какую рекламу Мальборо забабахать можно было бы! Е‑мое! – выдает он новую суперидею. – Чего не предупредил‑то?! Теперь коробку пленок с собой возить буду!
Кирилл, не обращая внимания на вопли Рыжего, задумчиво смотрит на меня, сидя все там же на ограде.
Вадим обучает меня, как держаться на иноходи: то поправляет ноги, то выравнивает спину, то просто останавливает Мустанга и дает советы.
Ярик вдруг затыкается и меняет пластинку.
– Тебе не кажется, что Вадим чересчур уж расстарался?
– На что ты намекаешь?
– Да ладно, а ты, типа, не видишь! Слушай, а она, по‑моему, и не против.
– Ты же знаешь, как она любит лошадей.
– Лошадей? Или ковбоев?..
Кирилл внимательно смотрит на Рыжего.
– Слушай, не пойму, чего ты хочешь от меня? И не ты ли мне втирал, что «воздух» нельзя ограничивать?
– О, блин, а ты запомнил? Впечатлен!
– Яр, завязывай со своими вечными кипишами.
– Да ладно, уж и пошутить нельзя.
Кирилл бросает на него недовольный взгляд, затем поднимается и направляется в мою сторону, заметив, что я уже слезла с иноходца.
Я стою, поглаживая его, и разговариваю с Вадимом.
– Иноходь – это полный рэйв! Мне так понравилось!
– Как ни странно, он тебя слушался, а ведь Мустанг с норовом, я его поэтому на корде гонял.
– Мы уже полюбили друг друга, – похлопываю я Мустанга по шее. Он довольно фыркает.
К нам подходит Кирилл, обнимает меня.
– Моя амазонка!
– Кирилл, может, ты? – кивает на Мустанга Вадим.
– В другой раз, мы уже скоро поедем.
Рыжий сидит на ограждении загона, Кирилл стоит рядом, облокотясь на ограду, и прижимает меня к себе, обнимая за талию. Ярик что‑то втирает ему по поводу работы и своих новых супергениальных идей. Тот слушает, повернув к нему голову.
Я задумчиво смотрю на поле, за которым сразу начинается небольшой лесок с речкой, и любуюсь этой русской красотой, хоть и предпочитаю конечно красоту природы Кавказа. Вдруг, взглянув на небо, я резко вырываюсь из объятий Кирилла.
– Не может быть! Снег! Первый снег! Вау! Рэйв! – мчусь я с воплем по полю, подпрыгивая и визжа от восторга, а потом принимаюсь кружиться, раскинув руки и запрокинув голову в небо.
С неба робко срываются первые снежинки.
– Что это с ней? – оторопело смотрит Кирилл на Ярика.
– А, это… это… Ну, в общем… Тут такое дело, старик… даже не знаю, как сказать, – принимается бормотать тот. – Я, конечно, должен был бы тебе раньше рассказать, но об этом нелегко вот так сразу. Да и думал, может, обойдется в этот раз. Надеялся… – машет в сердцах рукой Рыжий. – Но с каждым годом становится только хуже, по ходу…
– Что ты там мямлишь? Я ничего не понимаю, – внимательно смотрит на него Кирилл.
– Ладно, – собирается тот с духом. – Только никому! Наши никто не в курсе.
Ярик оглядывается по сторонам и шепчет, наклонившись к уху Кирилла:
– Обострения у нее случаются иногда.
– Какие обострения?
– Не, ты не бойся – нечасто. По осени только, ну и по весне, как у всех… у них…
– У кого?
– Шизофреников, – поднимает он глаза на Кирилла, пытаясь держать серьезную мину, и тут же принимается ржать, запрокинув голову.
– Придурок! – толкает его Кирилл, и тот шлепается с изгороди на землю, продолжая ржать до икоты.