Ровно посредине, всегда чуть ближе к тебе

– И при этом пьешь только воду! Девушка, куда это вы уходите? Нет, моя подруга тоже не будет это пить, переделайте как должно быть: без кофеина, на соевом молоке и с ореховым сиропом. Да, принципиально! Мне не нужно рисовое, ненавижу рис!

– Что‑то ты сегодня совсем не в духе.

– Ну почему же? Просто меня такая безответственность подбешивает! У меня приятельница на днях была, из тех клиенток, что ко мне как к психологу уже приходят, лет десять ее пастью занимаюсь… Так вот, я над ней офигеваю: пятый десяток бабе, замужняя всю дорогу, сын давно женат, а у нее то роман очередной, то ностальгия по юности, то дышать она где‑то учится, то женщиной какой‑то левой восхищается… Пожизненная психологическая незрелость. И ничего. Фартит ей по ходу пьесы, выносит ее течение вместе со всем этим бредом.

– А что у нее, кариес?

– Какой кариес? С простым кариесом – это к Генке. Тут куча всего – и лечим, и прикус правим, и виниры ставим, она машину по весне поменяла, теперь улыбку поменять захотела.

– Завидуешь?

– Я?! Даже если и так, то не по‑хорошему…

«Попрыгунью Стрекозу» помнишь? Вся в кредитах, что в шелках, и все веселится.

– Может, тебе бросается в глаза то, что ты себе позволить не можешь?

– Предположим. Но, если честно, она грузит меня своими откровениями.

– Расскажи подробней! Откровения незнакомых людей – это всегда так интересно!

– Да не о чем тут рассказывать. Любят некоторые с мазохистским удовольствием копаться у себя в башке. Притягивают друг к другу несвязанные между собой вещи.

– Например?

– Например, танцы у нее, оказывается, ассоциируются с гневом и раздражением. Это она мне как великое открытие сегодня влепила! Типа, как‑то в детстве, случайно, на кухню ночью зашла, там мать на столе танцевала, а пьяный отец ухмылялся и смотрел. Ты представляешь, сколько людей на воздухе деньги зарабатывают? Те, кто за прилич‑ ные бабки придумывают несуществующие причинно‑следственные связи?

– И с чем тут связь?

– Типа с тем, что все, что связано с телом, вызывает у нее зажатость. Мужиков вокруг табун, красивая, далеко не глупая…

– Она пытается что‑то в себе понять. Разве за это можно осуждать?

– Надюша, что там понимать? Все мы, сорняки, как‑то приспособились и живем со своими порезами, раз живы до сих пор. Эти травмы детства, неосознанное, усыпленное и бла‑бла‑бла – одно словоблудие! Психологию я еще в институте не любила и прогуливала, ибо не фиг людям и без того туманное туманными словечками голову морочить. Хлам это лишний как картонные упаковки таблеток и мазей: уж и препарат годами в бою, и аннотацию к нему наизусть знаешь, но некоторые с этим хламом расстаться не могут, копят подобный мусор, а еще открытки и коробки из‑под обуви. Вообще‑то, я думаю, она пытается найти причину отсутствия способности кого‑то, кроме себя, любить. Но это ведь не каждому дано! И наркоманами, и алкоголиками, и поэтами, и любящими – ими рождаются.

– А если это не отсутствие способности, а просто ее время еще не пришло?

– Я тебя умоляю! Ее время скорее уже ушло… Родилась она уже без этого органа, а он, фантомный, нет‑нет да подсасывает, вот и развлекается она, лишь бы в этом самой себе не признаваться. Чем бы дитя ни тешилось…

– По‑моему, она борется. А к борьбе может мотивировать только живой орган.

– Хм… Если она и борется, то только с собственной духовной пустотой. Ну а ты, чего одну воду‑то пьешь? Ты сама как вода.

– Настолько обычная?

– Настолько от погоды зависимая.

– Так сносная погода сегодня.

– Что у тебя с Лешкой? Отпустила дурь?

– Не было никакой дури, а потому и отпускать нечему.

– Нерв в тебе появился. Только я понять не могу, откуда он мог взяться в твоей‑то сытости? Надь, если закрутила романчик – нет‑нет, ты можешь не признаваться, даже лучше не признавайся, все‑таки он мой брат, – но я все же скажу… Ой, аккуратней, на, возьми салфетку, у тебя шоколад по подбородку течет… Так вот… Да дослушай ты! Отвечать не надо, я просто скажу, и все. В браке всяко бывает, это просто надо пережить. Ты основной ориентир, главное, не теряй. Кстати, хочешь историю? Как ты любишь – про незнакомых тебе людей.

– Хочу.

– Соседка у меня есть, тезка почти, Вероника. Соседка – это не подруга, но особое звание. Только ей можно курить у тебя в квартире. Тебе‑то не понять – ты в полный дом бежишь… С соседкой во внешнем мире может ничего не связывать, но раз – вечер, выдох, скорый ужин на плите, масло у нее закончилось или просто тревожно, и изо всех этих кухонных шкафчиков, тарелок и чашек глядит твое привычное настоящее, которое не замаскируешь ничем, да и не получится, ты уже в домашнем халате. Потому и откровенность глотками горькими под кофе, а случается – и густая, слезная, под винишко. Соседка – это большие уши и незакрывающийся рот. И еще полная безопасность: уши со ртом постоянно чередуются! И летят в тебя просроченные обиды, прокисшие воспоминания и замороженные любови, но случается – еще теплое, вполне съедобное тебе швырнут. А завтра наступит твоя очередь. Так и живем. Ну вот, отвлеклась я… Делал ей молдаванин ремонт, суть да дело – втрескалась она в него. Мужик в самом расцвете, все в руках го‑ рит, сила брызжет, сама понимаешь, баба незамужняя, так, случайно и иногда кто‑нибудь заночует… Но у нее планка высокая: не столько материально‑ го, сколько совпадения, понимания она искала. И нашла полуграмотного женатого молдаванина.

– А кто она?

– Представь себе, психолог. Сиди, не падай – детский психолог в школе! Короче говоря, промучилась она в невыносимых сомнениях, потом в голове что‑то подкрутила, все сама себе объяснила и полностью в нем растворилась.

– А жена?

– Что жена? Под Кишиневом где‑то… Говорил, что жена только денег от него ждет. По ходу еще и ребенок у него нарисовался. Но это, знаешь, в ее устах было незначительным дополнением, как будто он безвинно отсидел полжизни, а встретив ее, на свободу вышел. Мазок трагизма к его почти безупречному портрету. Вот уж воистину влюбленные глаза творят чудеса! Она ко мне даже заходить перестала, а если сталкивались на лестнице – без преувеличения говорю, – я встречала богиню! Своего огня ей на двоих хватало. И почему для этого нам всегда нужен мужик?! В общем, ремонт она за год худо‑бедно закончила, чашечки‑полотенчики пошли, трусы‑носки и билеты в кино. Он отъезжал на родину, мигрантам же по закону положено, ну и с семьей повидаться, с матерью больной, старой. Нет, она всегда понимала, что хеппи‑энда не получится, никаких условий ему не ставила, парила с ним, понимаешь? Прекрасно зная, но совсем не беспокоясь о том, что ее круг никогда его не примет, только вот если кому смеситель поменять, и что все свои заработки он будет сыну с женой и старухе‑матери отправлять. Надя, ну сделай лицо попроще! Тебя Лешка не тем тоном за ужин поблагодарил – ты отчаянье вселенское давишь, а у многих вообще ничего нет, представляешь? И не все, как я, могут осознанно эту дверку захлопнуть! Против природы не попрешь. Одним словом, уехал он по весне, но обещал вернуться.