Сансара, тормози! Продолжение
– Да, Господи! Недавно перечитывая Евангелие, в этом месте меня будто что‑то остановило. И я не нашел ответа. Точнее, ответ как бы очевиден, но его сложно вместить. – сказал я, не в силах посмотреть Ему в глаза.
– Ты хочешь спросить, неужели не все люди, человеки и предназначены к вечности?
– Да! – ответил я, смиренно готовясь услышать то, что и так ясно. Но как же это тяжело принять.
– Да, сынок! Не только не все люди человеки, но, более того, человеки в меньшинстве. На самом деле тех, кто имеет лишь образ человека, много больше.
– А как же их различать? – торопливо спросил я. Почему‑то я почувствовал, что наш разговор вот‑вот прервут…
Господь смотрел на меня и улыбался. Его образ начал таять, и в последний миг я увидел, что Он попросту смеется.
– Передавай привет Глафире. – услышал я Его последние слова и образ Господа растаял.
Передо мной появился огромный ангел. Ангелов мне доводилось видеть и не раз. Но этот был странный. Рыжий и весь в веснушках. Он начал трясти меня за плечо и что‑то говорить. Но я не мог понять ни одного слова. Он чего‑то хотел, о чем‑то спрашивал. А я, как баран, смотрел на него и совершенно не понимал, что происходит. Только что я говорил с Самим, а тут бац… И какой‑то странный бракованный ангел, ухватив меня за плечо, силится мне что‑то объяснить или спросить. До чего на мордвина похож, подумал я. Надо же мордовский ангел. На этой мысли я очнулся.
– Хэй! Мистер! Ду ю нид май хэлп[1]?
Ну что за произношение? Меня кто‑то тряс за плечо. Я возвращался в реальность. Сквозь туман перед моими глазами выплыл образ здоровенного рыжего веснушчатого росгвардейца, который склонил ко мне свое озабоченное лицо. Он настойчиво твердил:
– Ду ю нид хэлп? – а потом куда‑то в сторону добавил: – О! Смотри зрачки вернулись.
Я перевел глаза в сторону и посмотрел, к кому он обращается. Там стояла девушка в такой же форме и испуганно глядела на меня.
– Может, наркоман? – спросила она осторожно и тихо.
– Не знаю! Не похож. Не мальчик уж вроде… И одет прилично. – проворчал рыжий боец.
Я все еще не был в состоянии внятно говорить и пока молчал.
– Может, он старый приличный наркоман. – настаивала девушка.
– Да ну тебя. Плохо человеку. Видно же. – Мистер? Кэн ю хир ми? – сержант продолжил безжалостно убивать английский.
– Да он на каком‑то другом языке говорил. То ли иврит, то ли арабский. Я слышала по телевизору. Очень похоже. – уверенно сказала девушка. – Скорую вызывать будем?
– Не надо скорую! – с трудом проговорил я. – Мне уже лучше.
– О! Он по‑русски говорить умеет! – искренне обрадовался сержант. – Как‑вы‑се‑бя‑чув‑ству‑ете? – разделяя слоги, как робот из детского мультика, проговорил он, улыбаясь.
– Спасибо! Все хорошо. Просто я заснул. Наверно, что‑то приснилось. – соврал я. А что можно было ему рассказать из произошедшего? Что я был в другом мире и разговаривал с Самим? Тогда он точно вызовет скорую. Но специализированную. Нет! Туда мне пока рано.
– Ну вы нас напугали! И не только. Вон прохожие нас вызывали. Говорят, мужчина не в себе. На иностранном языке песни напевает, и глаза без зрачков. Одни бельма. – и, как бы оправдываясь, добавил: – Ну они так сказали!
Я огляделся по сторонам. Это была набережная невдалеке от нашего дома. Так! Уже хорошо. А что я тут делаю? Гуляю! Почему один? А потому что Глаша уехала к родителям. А чего я орал тут какие‑то песни? Ага! Потому что мне показалось хорошей идеей посидеть в медитативной молитве на лавочке. Ну вот и помолился. Слава Богу все живы.
– Сержант! Приношу свои извинения за доставленные неудобства. Сидел и заснул. Видно, что‑то приснилось. – выпалил я скороговоркой.
Девушка в звании старшего сержанта, немного успокоившись, подошла ко мне поближе и пыталась незаметно принюхаться. Запаха не было. И быть не могло.
– Мы не пьющие! – сказал я, глядя на ее потуги.
– Кто это мы? – подозрительно взглянув на меня, настороженно спросила девушка.
– Да ладно тебе! – вмешался сержант. – Уважаемый! Вы где проживаете? Может вас проводить?
– О! Не стоит. Я в порядке. Спасибо! Вон мой дом. – я указал пальцем в сторону нашей улицы и было собрался отчалить подальше от этого места, как услышал:
– Мужчина! Можно вам два слова сказать? – заговорщицки обратился к мне сержант.
Я кивнул, и этот здоровяк, подхватив меня под руку, отвел в сторонку и тихо сказал:
– Вам бы батюшке показаться надо. У моего тестя такая же шляпа была. Глаза закатит и давай чёй‑то балаболить. Помер! – сказал он и для убедительности кивнул головой. – А батюшка потом сказал, что одержим был. Даже когда соборовали, его выгибало, и матом ругался.
– Спасибо вам огромное. Думаете мне надо? – совершенно серьезно спросил я. С одной стороны мне было смешно, а с другой – сердце наполнилось таким теплом и любовью к этому парню, что хотелось его обнять и прижать к своей груди.
– Чую надо! Уж больно страшно было смотреть на вас… И говорили явно не по‑человечески.
Я шел по набережной и ел мороженое. Мне было очень хорошо на сердце. Тепло и светло. Был бы я разведчиком, спалился бы ни за понюшку табаку. Как радистка Кэт из «Семнадцати мгновений». А так за дурачка приняли или за одержимого. Ну с этим жить можно. Дурачков и одержимых сейчас пруд‑пруди. Я по телевизору видел.
В следующий раз буду осмотрительнее и отлучаться из этого мира стану только из дому или под надзором Глаши.
А теперь мне предстояло разобраться в самом главном – как различать заблудших и спящих человеков от тех, кто не предназначен к вечности? И самое важное – возможно ли это как‑то изменить? Комсомольский максимализм хотел счастья для каждого.
– Обана! – воскликнул я, чем изрядно напугал стайку девчушек с цветными волосами, одетых в какие‑то чёрные бесформенные одежды. Далее я продолжил уже про себя: – А откуда же они берутся эти человекообразные? Вот в чем вопрос. Каков механизм?
02. Чума на оба ваших дома
Мое лицо спасает темнота,
А то б я, знаешь, со стыда сгорела,
Что ты узнал так много обо мне.
Хотела б я восстановить приличье,
Да поздно, притворяться ни к чему
[1] Do you need my help? – (англ.) Вам нужна моя помощь?
