Шепот тьмы
Некоторое время после этого темнота казалась не противником, а скорее союзником. Другом, с которым можно поиграть в одиночестве в тишине. Ее потянуло за тенью, как муху на блестящую паутину. Ее тянуло на самую верхнюю ступеньку подвала, где темнота просачивалась вверх по лестнице, как черная краска. Тянуло в лес в сумерках, где лунный свет играл между деревьями. Ее тянуло к зеркальному отражению в окне, где ночь прижимала к стеклу свое голодное лицо.
– Я вижу, что ты наблюдаешь за мной, – шептала она и чувствовала тошнотворный трепет. – Тебе тоже одиноко?
В эти дни она знала, что лучше не следовать за темнотой, куда бы она ни вела. Она знала, что у нее есть острые зубы, у Делейн остались шрамы, чтобы доказать это. Она была слишком внимательной к себе, чтобы верить в то, чего не могла увидеть и потрогать.
Это, как ничто другое, заставляет чувствовать опасность в Годбоуле.
Семинар Уайтхолла тем утром оставил ее равнодушной. Слабость в коленях, то, что она испытывала, когда смотрела на тени. В учебной программе не было ничего осязаемого. Было небо, слишком зыбкое, чтобы его потрогать. Были другие миры, слишком далекие, чтобы их увидеть. Это было похоже на манящую темноту, голодную и пристальную, которая только и ждет, когда Делейн подойдет достаточно близко, чтобы ее укусить.
Она знала о репутации Годбоула. Она знала, что ученые Университета Хау публиковали свои исследования в приватизированных анналах, знала, что они специализировались на изучении альтернативных исторических событий – потопление «Санта‑Марии», третья мировая война, государственная медицинская помощь без открытия пенициллина.
Она знала, но не верила по‑настоящему. Это было похоже на сказку – что в небе есть места, где воздух становится настолько густым, что по нему можно пройти. Более того, ей все больше и больше казалось, что это ошибка, что что‑то в результатах ее анализов указывало на то, что она будет способна справиться с этим.
Маленькая стеклянная Делейн, которая никогда не покидала свою полку.
Она не любила ездить на метро, боясь не расслышать объявления на станциях. Она изо всех сил старалась не заказывать еду в буфете, боясь рассердить работников. Девушка, которая не могла одна проехать в метро или самостоятельно заказать холодную нарезку, была не из тех, кто шагает через прореху в небе.
И все же она была здесь.
Она больше не чувствовала себя такой способной.
Лежа на маленькой кровати в своем общежитии, она смотрела на пылающую стену от ночных светильников и думала, спит ли Колтон Прайс по‑прежнему с включенным светом.
Почему‑то она сомневалась в этом.
Перевернувшись на бок, она посмотрела через всю комнату туда, где на полу сидела ее соседка по комнате, скрестив ноги и свесив руки, положив ладони на колени. Океанский синий хиджаб Адьи Давуд струился по ее плечам лазурным платком, концы которого были заправлены в кремовый свитер. Теплый бежевый цвет ее овального лица поблескивал в свете ламп, золото выделяло выдающуюся дугу бровей, прямую линию носа. Ее глаза были открыты и не мигали, каштановый взгляд был устремлен в точку на среднем расстоянии.
На коврике для йоги перед ней лежало ручное зеркало из чистого серебра, ручка которого была украшена оловянными розочками. Хрустальный маятник лежал напротив зеркала, его плоскости отражали свет, улавливаемый серебряной струйкой цепочки ожерелья.
– Ты уверена, что тебе не мешает весь этот свет? – спросила Делейн, уже не в первый раз. Ее голос заставил Адью моргнуть, а взгляд соседки по комнате изменил фокус таким образом, что у Делейн волосы встали дыбом.
– О, привет, – радостно сказала она. – Я думала, ты спишь.
– Я не могу заснуть, – ответила Делейн, она на самом деле редко спала. Девушка не могла заснуть, когда тени сгущались у ее ног, а ночь обгладывала пальцы. – Я тебе чем‑то помешала?
– Как, например? – Адья собрала свои принадлежности и поднялась на ноги. На них были разные носки: один розовый, другой желтый. – Вовсе нет. Все равно это была пустая трата времени.
Делейн подложила руки под щеку и смотрела, как Адья скатывает коврик обратно в цилиндрический мешок.
– Над чем именно ты работала?
– Над этим. – Адья протянула ожерелье между ними и посмотрела на крутящийся кулон. – Я провела весь день, пытаясь понять, как научиться скринить по команде. Я скачивала приложения, занималась медитацией, смотрела учебники по йоге. Ты знаешь, что есть классы, которые занимаются йогой с козами? Я не могу представить, как легко получить доступ к астральному телу, когда кто‑то грызет твой носок.
– Прости, – сказала Делейн, проигнорировав слова о козах. – Что ты имеешь в виду под «скринингом»?
– Ну, ты знаешь. – Адья бросила ожерелье так сильно, что кулон звякнул о стол. – Заглядывать за завесу? Гадать?
Делейн покачала головой.
Нахмурившись, Адья взяла зеркало и наклонила его так, чтобы отблеск близкого ночника отразился в его поверхности.
– Это прозвучит безумно, но с тех пор, как я приехала в кампус, на периферии моего тела что‑то застряло. Это похоже на зарождение ушной мигрени – просто эта бледная, бесформенная материя на краях моего взгляда. Я не могу ее увидеть, не могу четко, но я знаю, что бы это ни было, оно хочет, чтобы я посмотрела.
Делейн села в постели. Несмотря на ощутимое тепло в захламленном общежитии, она почувствовала внезапный холод. Вокруг ее кровати тени стрекотали, как кузнечики, отпугивающие хищника. Она не обращала на них внимания.
– И ты думаешь, что зеркало поможет тебе увидеть его?
– Я не знаю. – Адья опустилась на кровать. Дверь их спальни была приоткрыта, свет из коридора разливался по полу тонкой желтой полоской, а из соседней общей комнаты доносилась неразборчивая болтовня студентов.
– Мне нужно найти способ выходить из своей головы, – сказала она, – но до сих пор мне удавалось это делать только случайно. Обычно это происходит в середине припадка, но мой врач настоятельно рекомендовал не прекращать прием ламотриджина[1].
Делейн вспомнила, как смотрела в темноту и видела там лицо мальчика. О шрамах, которые все еще располагались на ее коленных чашечках, белых звездочках на коже, которые так и не зажили. Она мягко сказала:
– Может быть, тебе не стоит смотреть. Может быть, лучше не знать.
– Может быть. – Адья повертела в руках серебряную ручку зеркала. – Сегодня после занятий я поговорила об этом с профессором Уайтхоллом. Завтра у меня с ним супервизия. Надеюсь, он даст мне совет.
– Я бы на это не рассчитывала, – раздался голос из открытой двери.
Обернувшись, Делейн увидела в проеме рыжую девушку из класса, огненный хаос ее кудрей медно поблескивал в свете коридорных ламп. Адья нахмурилась и подтянула ноги под себя.
– Как долго ты там стоишь?
[1] Ламотриджин – противосудорожный лекарственный препарат, применяемый для лечения различных форм эпилепсии и нарушений настроения при биполярных расстройствах.
