Шизариум

– Она красивая! – вдруг сказала Джесс.

Вася в шоке посмотрел на неё.

– Ты о чём? – спросил он, поймав себя на дежавю – ему показалось, что Джесс тоже читает его мысли.

Тут же начал перебирать в памяти, что именно он думал сейчас. А думал он, что любит Джессику. Но он любит и Дипну. Одна любовь не отменяет другую: любовь – это круг света, который есть в каждом, и в который мы впускаем других. И бывает, что люди покидают этот круг. Сами, или их забирают. Но там навсегда остаются их следы. Он любит Джессику. Он любит Дипну. Он любит их обеих. Это нормально.

Просто теперь Джесс получит любовь и заботу за них обеих. Вася поклялся себе, что больше никого не потеряет, уж точно сам не отпустит.

– О ком ты? Кто красивая? – всё‑таки переспросил Вася, не надеясь, что она поймёт его без слов.

– Луна! – рассмеялась Джессика и показала пальцем.

Вася случайно хрюкнул, усмехнувшись, и посмотрел на тёмное небо. Да, там действительно висела сногсшибательная, яркая и довольно симпатичная луна, а прямо под ней сиял тот самый плакат. На мгновение одна лампочка на нём забарахлила, отчего Васе показалось, будто Дипна ему подмигнула.

– Нет, – сказал он Джесс, – это ты красивая, – и поцеловал.

 

Уфа, Москва

Лето 2006, Осень 2021

 

Мёртвый писатель

 

«– Здравствуй, дорогая…

В сумраке кабинета мне померещился силуэт погибшей год назад дочери.

– Здравствуй, папа.

Кошмар становился явью.

– Дочка, я тебя, конечно, люблю, и всё такое… Но, кажется, я не очень рад тебя видеть.

– Понимаю, – услышал я в ответ знакомый родной голос.

Я плохо осознавал, что что со мной происходит. Как я довёл себя до того, что мне мерещится подобное?

– Я на самом деле здесь, папа.

– Нет, ты мертва.

– Да. Это так.

Лунный свет и дым марихуаны проходили сквозь Элизабет, не прикасаясь к телу.

– Я – призрак.

– А, ну да, – усмехнулся я. – Разумеется.

Злорадно усмехаясь, я потянулся к бокалу с мартини, отпил и произнёс:

– Нет, доченька, ты – просто галлюцинация, – я вытер губы рукой. – Ты мне мерещишься потому, что я много пью в последнее время… и курю то, что запрещено курить в нашем штате, – произнёс я с нарочитой уверенностью.

– Мне жаль тебя, папа. Если бы мама тебя не бросила…

– Да какая разница?! – вспылил я. – Денег хватает. Мои книжки…

– Папа, твои книги…

– Дорогая, – перебил я её, – я тебе что сказал? Ты – галлюцинация. Пожалуйста, уходи. Мне сегодня нужно ещё полглавы написать, а время уже позднее.

– Прости, папа, но я не уйду. Мне нужно поговорить с тобой.

– Я разговариваю с умершей дочерью, – я посмотрел на её силуэт сквозь тёмную жидкость в бокале, – кто бы мог подумать?

– Хочешь, я докажу, что это всё взаправду?

– Валяй.

Не успел я сделать второй глоток, как собирался, и бокал в моей руке лопнул. Стёклышки разлетелись по полу, а я с обидой обнаружил на руке несколько кровавых царапин.

– И что? – усмехнулся я. – Просто слишком сильно сжал бокал.

– Да как такое может быть? – произнесла она, подходя ко мне ближе. – Ты пишешь фантастику, а при этом не хочешь поверить в…

– Ты хотела сказать «в чудеса»? Так в них никто не верит… дорогая. К тому же я пишу ужасы.

– Ты всю жизнь писал про привидений, а теперь, когда одно из них разговаривает с тобой, твоя собственная дочь, ты не можешь в это поверить?

– Получается, что так.

– Папа! – она беззвучно топнула ножкой. – Вот из‑за таких писателей чудеса и остаются только на страницах книг!

– Ну, предположим, – я сделал примирительный жест. – Начало рассказа такое: погибшая год назад в аварии дочь писателя‑фантаста Элизабет явилась к отцу в виде призрака… прямиком из «царства мёртвых», или как там у вас…

Она кивнула.

– Чего же она хочет?

– Давай я сначала расскажу тебе кое‑что, – я устало кивнул, вовлечённый в эту игру моей больной фантазии. – Помнишь, я была маленькая и спросила тебя, почему в твоих книжках привидения постоянно пугают людей, нападают на них, мучают, зачем им это всё?

Я кивнул, соглашаясь, хотя вспомнить, когда такое было, у меня не получилось.

– Теперь я сама могу тебе ответить. Просто нам скучно. Нам нечем заняться в безвременье. Нам страсть, как нужны ощущения! Я мертва только год, но уже готова на всё, лишь бы что‑нибудь изменить. У нас нет своих чувств, и мы вынуждены довольствоваться чужими. Они как наркотик.

Я молчал.

– А теперь мне даровали возможность почувствовать себя чуть более… живой. Если я окажу им одну услугу.

Теперь замолчала она.

– Какую?

– Ты напишешь про нас! – я вздрогнул. – Про то, как всё это на самом деле происходит. Мы принесём тебе заготовки книг, сценарии. «Чуешь, чем это пахнет?» – изобразила она меня.

Деньгами, думал я, это пахнет большими деньгами.

Меня как будто начало отпускать. Алкоголь в крови рассосался, но моя чёртова мёртвая дочь всё так же стояла посреди кабинета, сколько бы я не протирал глаза.

Мурашки шли по коже – что, если она говорит правду? Что, если это не сон наяву?

– Это не сон, папа.