Шизариум

– Софочка, дорогая, человечечка одного обработаешь. Да, и ещё одна часть должка минус, – он кивнул Васе, мол, всё устроено и показал на бутылку.

Моржов достал из кармана раскладные пластмассовые розовые рюмочки, обтёр их от пятен пальцами и принялся разливать им двоим содержимое, пока Фома объяснял девушке, как до них доехать (– Обращала внимание на возвышающееся здание на юге с кислотным граффити в двадцать этажей «Ты никогда не покинешь Мухосранск, пока Мухосранск в твоей голове!»? Вот, это мы).

Ночью Васина кровать жутко скрипела несколько часов. Девушку нещадно имели во все отверстия, что явно выходило за рамки «минус ещё одного должка», но бедняжка была вынуждена проглотить в том числе и это.

А сам Вася всю ночь проспал в туалете, вырубившись лицом в унитазе.

 

***

 

Ночь. Дверь апартаментов Васи Моржова после продолжительного скрежета ключей всё‑таки отворилась. Но сначала пьяные руки царапали ключами покрытие двери, потом всё никак не могли войти в замок, всё время почти‑почти, но нет – или как usb, что входит лишь со второго или пятого раза, или толстый член импотента, что приходится проталкивать.

Но дверь всё‑таки сдалась из жалости перед пьяным Фомой Херценым и, скрипнув, созналась, что не закрыта.

Фома сделал пару шагов внутрь тёмного помещения. Он не дурак – он тут бывал, так что сразу ступал осторожно носочками туфель, чтобы не нарваться на бутылку/презерватив/рвоту или грязные трусы. Чуть осмотрелся, посветив смартфоном. Вернулся в коридор. По дороге чуть растолкал в стороны мусор, этим тёмным утром оказавшийся не таким уж и обильным – так, пара носков. Один из них – розовый носочек Джесс. За неимением трусиков бывшей Вася Моржов онанировал носком бывшей.

Фома вкатил в помещение среднего размера аквариум на колёсиках.

Сама конструкция звука почти не издавала и двигалась плавно, но какой‑то мелкий мусор в полутьме всё‑таки намотался на одно колесо и резервуар, скрипнув, чуть подпрыгнул. Пара капель брызнули в стороны и ещё несколько потекли по стенкам.

– Извиняюсь, – сказал обильно потеющий после пьяной ночи Фома.

Кто ж знал, что камеры в гостинице до сих пор работают? Когда он, наконец, закончил со своей в конец (во всех смыслах) опустившейся кузиной Софочкой, мать тут же написала ему, что раз он освободился, то должен немедля ей помочь. Сама‑то она спускается со своего этажа только когда работает её электронное настенное кресло – с двадцать пятого на двадцать третий. Двадцать четвёртого этаже просто нет – настолько Агнесса Херцена предпочитает держать людей на расстоянии, по крайней мере пока она не напудрит груди и не заготовит сочащиеся мёдом речи.

И вот теперь бедный, мучающийся похмельем и жгущимся после секса с родственницей обрезанным пенисом, вынужден капать проспиртованным потом в аквариум, извиняться, а затем понимать, что нельзя ж говорить: «Извиняюсь» – надо говорить: «Прошу прощения».

– Извиняюсь, – вместе с солёно‑спиртовым потом рухнуло слово невежественного пьяницы в аквариум.

Зачем он сказал это аквариуму? Настолько пьян, что извиняется перед предметами?

– Ничего страшного, – ответил голосок из аквариума.

– Ага… – только и осталось сказать Фоме – жизнь впервые заставила его разговаривать с аквариумом, тут не подберёшь сразу нужные слова.

Он подкатил стеклянный ящик к окну, сделал его форточкой и зашторил жалюзи.

Лежащий рядом же на кровати огромный Вася Моржов хрюкнул во сне, и в аквариуме со дна пошли пузырьки, пара из которых раздулись на поверхности.

– Не бойтесь, – вполне услужливо сказал Фома.

Он смотрел с ненавистью и презрением на тушу, жировые отложения в местах бывших мышц которой чуть не стекали на пол с кровати. В этот момент он представлял, как расстёгивает ширинку и мочится на этого урода, точно зная, что тот с утра такое даже и не заметит – настолько он вонюч и настолько он потеет после десятков литра пива.

Одного Фома представить не мог вот вообще ну никак – что содержимое аквариума читает мысли людей, и сейчас почти воочию увидело эту картину.

– Это – жилец, хозяин номера, – договорил Фома, «выссав до капли» явившийся ему образ. – Звать его Вася. Стандартное национальное имя у людей в России. Завтра прос… завтра должен проснуться, познакомитесь.

– Я думаю, у нас с ним не будет проблем, – пролепетал девичий голосок из, казалось бы, пустого аквариума.

Что‑то не понравилось Фоме в этом ответе. Секунду потупил. Понял. Это прозвучало, как будто голос‑из‑воды на что‑то намекал. Но, тут же спохватился Фома, а звучит ли из аквариума голос вообще, или это что‑то общается иными способами.

Похмельная голова Херцена начала накаляться и пошли рвотные позывы.

– Всего вам хорошего и приятно провести время в нашем Мухосра… в Квакин А… Бль… – на этом Фома максимально изобразил, будто никуда не спешит и понёсся по коридору в поисках туалета – то, что его внутренности забурлили не случайно, он, конечно же, не мог догадаться.

Пара полупрозрачных глазика прилипли к стеклу аквариума, провожая так смешно ретирующегося сына хозяйки. Затем пропали. А затем аквариум сам, как по волшебству, подъехал ещё поближе к окну. Чья‑то прозрачная конечность, похожая то ли на тентакль, то ли на желе нажал на кнопочку в стене, и жалюзи обратно раскрылись, швырнув в помещение кислотные краски зелёного, голубого и фиолетового.

Вася только снова хрюкнул во сне и перевернулся, рукой натянув на плечи одеяло. Пробормотал что‑то. Ему снилась Джесс.

Неоновый свет из окна обнажил содержимое аквариума, которое до этого так искусно скрывалось.

 

***

 

В основном лазерные ограждения вокруг блокированного города светились фиолетовым. Но из‑за перепадов энергии огни то тухли до голубого, то, при скачках, взрывались жёлтым, посыпая землю вокруг семенами искр.

Кто‑нибудь, умеющий находить красоту в окружении, мог бы этим и залюбоваться. А кто‑нибудь другой, попроще, мог бы тут же сунуть его харю в тысячеградусный лазер. А затем обшманал бы труп, с черепа которого слезли и причёска и лицо. Это Россия – тутошние гопники персонажей постапокалипсиса в попу трахают.

К экранам подвалил чуть запомаженный русской грязью электрокар, всё ещё редкий в этой стране. У бензобака выгравирован позолоченный автограф создателя. Машина – редкий, недешёвый эксклюзив.

Кар чуть постоял почти в упор к раскалённому экранированию. Затем отъехал назад. На безопасное расстояние, если точнее.

Как опустилось стекло в режиме тонировки, случайный человек, окажись он каким‑то чудом возле этой тачки в этом месте в это время, расслышал бы голос с пассажирского сидения: