Система «Морской лев»

– Что, о комфорте… э‑э… заботишься? Правильно. Небось, на одном‑то… э‑э… героизме надоело жить. На этот счет не беспокойся. База находится на Командорских островах… э‑э… приедешь, увидишь, так понравится… э‑э… не то, что на этой свалке служить. Жена, конечно, не сразу сможет… э‑э… к тебе перебраться, думаю… э‑э… только через годик‑другой. Все зависит, как у тебя… э‑э… там дело пойдет. Если согласишься… э‑э… трехкомнатной квартирой обеспечим в центре Петропавловска‑Камчатского. Зарплату будешь… э‑э… в шесть раз больше получать, но за это и с тебя спросим. Как приедешь на место… э‑э… так тебе придется сразу вплотную заняться подготовкой «Морского льва» к выходу в море… э‑э… для выполнения возможных боевых задач. Работы у тебя… э‑э… сейчас будет хоть залейся. Придется, наверное… э‑э… по двадцать четыре часа в сутки заниматься подготовкой экипажа. Надо бы… э‑э… провести еще раз ходовые испытания лодки… э‑э… потом еще раз осмотреть технику. Вот уж, когда все это и еще многое другое сделаешь… э‑э… тогда и жена к тебе сможет приехать. Да, чуть не забыл… э‑э… за это время мы подготовим еще один экипаж, и ты получишь отпуск на полгода… э‑э… с обязательным возвращением на базу каждые два месяца… э‑э… на два‑пять дней в зависимости от международной обстановки.

– Ого, а как же погибшие: я за это должен же ответить?

– Они погибли… э‑э… при исполнении, их смерть… э‑э… героическая, за что наверняка получат посмертно награды.

– Но ведь не боевой, а учебной задачи, – сказал Захаров.

– А что, в учебном бою нужно… э‑э… действовать как‑то особенно?

– Не знаю, я действовал, как в настоящем бою, но если б я действовал как‑то иначе, они были бы живы.

– В армию идут… э‑э… не для того, чтоб потом вернуться живым, а для того, чтоб… э‑э… быть готовым погибнуть за Родину в любой момент. Итак… э‑э… ты согласен перейти на службу в наше управление?

– Не знаю, имею ли я моральное право командовать другими после того, что произошло, – сказал Захаров.

– Чего? Какое моральное право? Что за… э‑э… малодушие. Вот этого я от вас… э‑э… Иван Алексеевич… э‑э… никак не ожидал. Что за сантименты, товарищ Захаров? Вы ли это говорите?

В это время дождь уже вовсю перешел в ливень и с чудовищной силой барабанил в окно, какая‑то невидимая сила распахнула фрамуги, занавески вытянулись параллельно полу, а генерала окатило холодной водой. Подойдя к подоконнику, Шкворин попытался закрыть окно, но тут перед самыми его глазами сверкнула молния, ослепляя его на мгновение, он в страхе отшатнулся, прикрыв глаза. Захаров немедленно вскочил, подбежав ему на помощь, и вместе они закрыли окно на защелку.

– Никогда не видел… э‑э… такой грозы в глазах до сих пор темно, – сказал раздосадовано генерал.

– Я согласен.

– Что «согласен»? – генерал продолжал тереть глаза, – …ничего… э‑э… не вижу.

– Я согласен работать на вас.

– Э‑э‑х, да не на нас, а в нашем управлении; …вроде полегчало. Жене ничего пока не говори. Скажешь, что тебя увезут… э‑э… в Мурманск и там будет закрытый суд. И пусть не бегает по всем инстанциям… э‑э… в поисках тебя. Скажешь ей, что сам напишешь, а она… э‑э… пусть едет к своим родителям. Смотри, только она сейчас все может испортить. Мы здесь все замнем. Не забывай, сегодня другое время… э‑э… гласность, демократия… Если она растрезвонит на всю страну… э‑э… тогда, пиши, дело пропало… э‑э… нам тебя не вытащить.

– Я все понял.

– Если все понял… э‑э… тогда по рукам, значит?

– Ага.

– Ну и хорошо. На вот, подпиши заявление о добровольном… э‑э… поступлении к нам на службу, – и Шкворин достал из‑под папки его личного дела бумагу, отпечатанную на машинке с грифом «Секретно». Захаров прочитал заявление о просьбе перехода его на работу в семнадцатое управление КГБ. На секунду он задумался и в следующий момент подписал.

– Ну вот, дело и сделалось. Завтра… э‑э… в шесть утра у подъезда… э‑э… тебя будет ждать машина… э‑э… я думаю, ночи тебе хватит попрощаться, – сказал, улыбаясь ядовитой улыбкой, Шкворин, как только Захаров оторвал руку от бумаги.

– Хватит, – уныло произнес Захаров.

– Ну, тогда все. Дежурный, – кликнул генерал.

На пороге появился матрос.

– Вызывали, товарищ генерал?

– Да. Вызовите машину для капитана первого ранга.

– Есть.

Дежурный снова скрылся за дверью.

– Ну все, товарищ Захаров… э‑э… давай прощаться. Послезавтра вы будете на базе… э‑э… и там полковник Канарейкин введет вас в курс дела. Вопросы еще какие‑то есть? – сказал Шкворин, складывая и убирая во внутренний карман подписанную Захаровым бумагу.

– Нет.

– Тогда все, прощайте, позже еще свидимся.

Генерал пожал руку Захарову, а за окном сверкнула молния. Кагэбэшник уже инстинктивно отвернулся, произнеся «Ну и светит, собака», и вышел вон.

Через минуту появился дежурный и сообщил Захарову, что за ним пришла машина.

 

Запись датирована 23 мая 1990 года

 

Захаров приехал домой, когда часы показывали полседьмого вечера. Надежда занималась на кухне, и встречать его первым выбежал Саша.

– Мама, мама, папа приехал, – прозвенел Сашин голосок радостным колокольчиком. Он подбежал к отцу, и руки Захарова оказались той волшебной силой, которая без труда подняла легкое тельце, приблизив к себе. Саша приник губами к уху Захарова и спросил шепотом, задыхаясь от радости:

– Папа, папа, а правда, что ты свою лодку сломал?

Захаров растерялся на несколько секунд, но тут же собрался и серьезно ответил:

– Правда, сынок.

Саша еще пуще рассмеялся и вновь шепнул отцу на ухо.

– Ну, теперь тебе влетит, наверное.

Тем временем Надежда уже вышла из кухни и задумчиво наблюдала сцену между отцом и сыном. А ее сердце переполнялось радостью преданной собаки.