Система «Морской лев»

– Ай‑ай, – непроизвольно вскрикнул он от страха вылететь вниз, слыша попутно, как старуха, пронзительно скрипя, смеется над ним.

 

Запись датирована 3 августа 1990 года

Из довольно быстро пустеющего кабинета последним вышел Шкворин. Захаров стоял неподалеку и что‑то говорил Березину.

Генерал сразу подошел к нему.

– Иван Алексеевич… э‑э… нам бы надо… э‑э… с вами отдельно побеседовать. Если вы, конечно, не заняты, – сказал Шкворин.

– Да, я сейчас освобожусь, – и, дав последние указания Березину, переключился на Шкворина.

– Я в вашем распоряжении, товарищ генерал.

– Тогда пойдемте, – предложил Шкворин.

Захаров направился было обратно, в только что покинутое им помещение.

– Нет, не сюда, – остановил его генерал, – лучше пойдем в кабинет Канарейкина.

Канарейкин, наблюдавший все это время за Шквориным, попытался их сопровождать и даже вошел вместе с ними.

– Леонид Сергеевич… э‑э… покажите пока моим помощникам… э‑э… командный центр. И… э‑э… хорошо бы покормить их, а то… э‑э… уже время обеда, – сказал генерал, заметив следовавшего за ними Канарейкина.

Канарейкин, поняв, что разговор не для его ушей, неохотно развернулся в обратном направлении, а Шкворин заботливо закрыл дверь на ключ. Бесцеремонное действие генерала по отношению к Канарейкину удивило Захарова. Он думал, что начальник базы – ближайший человек генерала, но, увидев, как генерал с некоторым пренебрежением дал ему отставку, Захаров усомнился в своих первоначальных выводах. Не обнародовав своего удивления, он прошел в глубь кабинета к письменному столу и, сев на ближайший стул, стал ждать, что скажет ему Шкворин. А тот не торопясь достал пачку «Примы» и, закурив сигарету, подошел к окну. Отвернувшись от Захарова, он смотрел на стоящего у пирса «Морского льва»

– Иван Алексеевич, – сказал Шкворин, не поворачиваясь, прервав неожиданно для Захарова свое довольно длительное молчание, отчего тот немного встрепенулся, – с момента… э‑э… нашей последней встречи… э‑э… прошло чуть больше двух месяцев. Это… э‑э… очень маленький срок.

– То есть? – спросил Захаров. Ему было интересно, к чему клонит генерал.

– Не перебивайте… э‑э… меня.

– Извините.

– Это значит… э‑э… что вы в нашей структуре… э‑э… человек новый. Но… э‑э… сложившиеся обстоятельства… э‑э… толкают нас… э‑э… я бы даже сказал, на несколько опрометчивый поступок. Обычно… э‑э… мы этого никогда не делаем. Мы… э‑э… долго обсуждали… э‑э… это решение и пришли к заключению… э‑э… что обстоятельства сегодня таковы… Мы вынуждены… э‑э… вам доверить это очень ответственное дело. Я надеюсь… э‑э… вы это хорошо понимаете?

Захаров еще не совсем понимал, о чем говорит Шкворин, и поэтому слушал каждое его слово. Тень кагэбэшного генеральского мундира все время напоминала ему уже почти забытый им разговор, состоявшийся после рокового столкновения его подводной лодки с каменным выступом. И Захаров ощутил проползшую по своей спине змею нервной дрожи.

По рассыпчатому солнцу земли, оставляя позади себя след лесенки, проползла желтая змея в поисках пищи. Захаров почувствовал, как она не проползла, а, скорее, перетекла справа налево, поднимаясь от поясницы к шее, едва касаясь его кожи. Ему захотелось почесаться, но, стесняясь генерала, он сдержал себя от требования плоти.

Шкворин затянулся:

– …и постараетесь приложить… э‑э… все усилия для выполнения этого задания. Потому что… э‑э… его успех во многом зависит от вас… э‑э… и как от командира… э‑э… так, наверное, и человека… э‑э… который сможет сплотить вокруг себя… э‑э… коллектив вверенной вам… э‑э… подводной лодки. Вам необходимо… э‑э… прибыть в район Персидского залива… э‑э… который указан в пакете, – Шкворин по‑прежнему стоял к Захарову спиной, смотря в окно. Подняв руку вверх, он достал из кармана сложенный вдвое желтый конверт из плотной бумаги, запечатанный пятью сургучными печатями.

– Это нетрудно, – сказал Захаров, – сложнее будет воевать под личиной иракских подводников.

– Это тоже будет сделать несложно… э‑э… сложнее будет потом…

– Когда?

– Потом.

– Когда потом?

– Говорю потом – значит… э‑э… потом. А пока… э‑э… не задавайте лишних вопросов, Иван Алексеевич. Все… э‑э… узнаете со временем. (Повисла пауза.) Теперь подумайте… э‑э… Иван Алексеевич. Очень серьезно подумайте, готовы ли вы… э‑э… выполнить это задание и все… э‑э… которые за ним последуют, какие бы они ни были. Потому что отказов… э‑э… потом я не приму. И ваше… э‑э… неподчинение приказу из «Центра»… э‑э… будет расценено как измена Родине в военное время.

– Я готов, – без колебаний ответил Захаров, а сам подумал: «Хитрый черт, на иглу сажает».

– Готов? Хорошо, – сказал Шкворин, и Захаров увидел в отражении окна его улыбку. – Мне тут доложили… э‑э… что вы потребовали… э‑э… у Канарейкина личные дела экипажа…

– Да. Я это сделал, – тут же взъерошившись, отреагировал Захаров.

– Знаю, знаю… э‑э… для того, чтобы… э‑э… в короткий срок ознакомиться с экипажем… э‑э… и понять, кто на что способен. Так? – не поворачиваясь, сказал Шкворин.

– Примерно так.

– Мы предоставили вам… э‑э… взамен личных дел результаты… э‑э… психофизических тестов. Я думаю, это с лихвой компенсировало э‑э отсутствие личных дел.

– Вот уж не знаю, Вячеслав Яковлевич. Как мне, например, судить о профпригодности человека, если я не знаю, чем он занимался, до того как попасть сюда?

– Поверьте мне… э‑э… мы о профпригодности позаботились. В этом… э‑э… вы можете не сомневаться.

– Допустим. Ну, а почему тогда в папке Березина отсутствуют многие показатели тестов?

– С Березиным… э‑э… отдельная ситуация, как, впрочем, и с вами. Вы же… э‑э… вообще не проходили никаких тестов, не так ли?

– Да, а почему?