Солнце и Замок

Пожалуй, не останови я их, они прошли бы мимо без единого слова, но я, выступив на середину коридора, загородил им путь и объяснил, в какую попал передрягу.

– Я доложил об этом, – заверил меня некто в латном доспехе. – За тобой придут или пошлют с тобою меня. А пока что ты должен будешь пойти со мной.

– Куда же вы идете? – спросил я, но он, не дослушав вопроса, отвернулся и подал знак остальным.

– Идем, – сказала женщина и поцеловала меня.

Поцелуй был недолог, однако в нем чувствовалась грубая страсть, а ее пальцы, сомкнувшиеся на моем локте, не уступали силой мужским.

– Идем, не упрямься, – поддержал ее обычный матрос (на самом деле вовсе не выглядевший обычным: довольно симпатичное лицо его лучилось несвойственным матросской братии дружелюбием, а песчано‑русые волосы выдавали в нем уроженца южных земель). – Иначе они не поймут, где тебя искать, а то и вовсе искать не станут, хотя это, пожалуй, не так уж плохо.

С этим он двинулся вперед, а мы с женщиной, придерживающей меня за локоть, последовали за ним.

– Возможно, ты сможешь помочь мне, – подал голос беловолосый.

Заподозрив, что узнан, и почитая за благо обзавестись как можно большим числом союзников, я ответил: разумеется‑де, помогу, если, конечно, сумею.

– Ради любви к Данаидам молчи, – велела ему женщина и обратилась ко мне: – Оружие у тебя есть?

Я показал ей пистолет.

– С такими штуками здесь осторожнее надо. Не мог бы ты убавить мощность до минимума?

– Уже.

И сама она, и остальные были вооружены легкими аркебузами, с виду вроде фузей, только приклад короче, хотя и толще, а ствол, наоборот, куда более тонок. Вдобавок у пояса женщины висел длинный кинжал, а ее спутники предпочитали боло – короткие, увесистые ножи с широким клинком, из тех, какие в ходу у жителей джунглей.

– Я – Пурн, – представился блондин‑южанин.

– Севериан.

Мы обменялись рукопожатием. Ладонь его оказалась под стать матросской службе – широкой, грубой, мясистой.

– Ее зовут Гунни…

– Бургундофара, – поправила его женщина.

– Да, но мы зовем ее Гунни. А это, – Пурн указал на беловолосого, – Идас.

– Тихо! – рыкнул человек в латах, пристально вглядываясь в коридор позади нас.

Я еще никогда не видел, чтоб кому‑либо удалось повернуть голову так далеко назад.

– А его как зовут? – шепнул я Пурну, но тот промолчал.

– Сидеро, – ответила за него Гунни.

Похоже, из всех троих она относилась к латнику с наименьшим почтением.

– Куда он нас ведет?

Одним прыжком обогнав нас, Сидеро распахнул настежь какую‑то дверь.

– Сюда. Хорошее место. Вероятность успеха высока. Разойдитесь шире. Я держу центр. Первыми не атаковать. Сигналы – голосом.

– Во имя Предвечного, что все это значит?

– Аппортов ищем, – негромко пробормотала Гунни. – А Сидеро не слишком‑то слушай. Почуешь опасность – не церемонься, стреляй.

С этими словами она подтолкнула меня к распахнутой двери.

– Да не волнуйся, там, скорее всего, нет ни единого, – добавил Идас, придвинувшись к нам сзади так близко, что я машинально шагнул через порог.

За дверью царила непроглядная тьма, однако я сразу же понял, что под ногами не сплошной пол, но довольно редкая и шаткая решетка, а помещение впереди гораздо просторнее обычной каюты.

Плеча коснулись волосы Гунни, устремившей взгляд в темноту из‑за моей спины. Вблизи от нее повеяло духами пополам с потом.

– Сидеро, включи свет. Не видно же ничего.

Свет вспыхнувших ламп заметно отличался оттенком от освещения в оставшемся позади коридоре: казалось, их нездоровое, желтушное сияние высасывает краски изо всего вокруг. Мы четверо остановились, замерли, тесно сгрудившись у порога. Пол под ногами сменился неширокими решетчатыми мостками из черных прутьев не толще человеческого мизинца, лишенными даже перил по краям, а в пространстве впереди и внизу (поскольку потолок над самой головой, несомненно, поддерживал палубу) без труда поместилась бы моя родная Башня Матачинов – вся целиком.

Однако сейчас в нем хранилось невообразимое нагромождение грузов – всевозможных коробок, тюков, бочек и ящиков, механизмов и их деталей, мешков (чаще всего из мерцающей полупрозрачной пленки), штабелей бревен…

– Туда! – рявкнул Сидеро, указав на ажурный трап, ведущий вниз вдоль стены.

– Ступай ты первым, – возразил я.

Разделяло нас не больше пяди, и посему рывка в мою сторону засим не последовало… а я не успел выхватить пистолет. С изрядной, достойной немалого изумления силой сграбастав меня и оттеснив на шаг назад, Сидеро безжалостно толкнул меня в грудь. Взмахнув руками в тщетной попытке удержаться на краю мостков, я покачнулся… и полетел вниз.

На Урд я, вне всяких сомнений, сломал бы шею. Здесь, на борту корабля, я, можно сказать, плавно поплыл к полу, однако страха перед падением его непривычно медленная скорость ничуть не ослабила. Сверху неторопливо вращались потолок и мостки. Я понимал, что приземлюсь на спину и позвоночник с черепом ждет серьезная встряска, однако развернуться не мог. Рука сама собой потянулась в сторону, ища, за что б уцепиться, в памяти вновь, точно в горячечном бреду, мелькнул образ бом‑кливер‑леера. Четыре лица над краем помоста – забрало шлема Сидеро, бледные, точно мел, щеки Идаса, ухмылка Пурна, грубоватые, однако прекрасные черты Гунни – казались масками из ночного кошмара (ведь ни одному несчастному, сброшенному с вершины Колокольной Башни наяву, не придется ждать неминуемой гибели так долго).

Удар начисто вышиб из меня дух. На протяжении сотни – а то и более – ударов сердца лежал я на спине, хватая ртом воздух точно так же, как по возвращении снаружи на борт корабля. Мало‑помалу мне сделалось ясно, что упасть я упал, но пострадал при этом не более, чем от падения с кровати на ковер во время жуткого сновидения, навеянного Тифоном. Сев, я обнаружил, что костей не переломал.

«Ковром» мне послужили кипы бумаг, и я решил, что Сидеро заранее знал о них, а посему за меня вовсе не опасался. Может, и так… но, совсем рядом со мной возвышался какой‑то причудливо наклоненный вбок механизм, угрожающе ощетинившийся множеством стержней и рычагов.