Солнце светит одинаково

Полученную премию Феоктист отнёс на барахолку, где купил себе почти новые ботинки.

Можно было бы решить, что на своё изобретение он наткнулся случайно, но смекалистый Феоктист продолжил и дальше всех удивлять новаторскими идеями. Стало очевидно: он талантлив и ему необходимо учиться.

Наиболее приемлемым для той поры решением было направление его в ремесленное училище, где обучавшиеся находились на полном государственном обеспечении.

Впоследствии он закончил ещё и техникум, а до института руки не дошли.

Всё‑таки в значительной степени он был самоучкой, ибо изучать в техникуме дисциплины, связанные, например с ракетостроением, ему не доводилось. А между тем он довольно долго работал в команде С. П. Королёва (где наличие вузовского диплома не имело решающего значения), затем ему было поручено руководить отдельным проектом, по завершении которого он стал лауреатом Государственной премии. Доктора наук Феоктисту Владимировичу Бельскому присудили, минуя степень кандидата и без защиты диссертации.

Молодому Неретину этот 45‑летний мужчина казался почти стариком.

Виной тому, конечно, стереотип, умозрительно рисующий человека выдающихся знаний, опыта и заслуг на манер известных портретов Менделеева или, положим, Циолковского (ряд можно продолжить и другими деятелями: Марксом, Тимирязевым, Толстым). Этот стереотип всегда накладывается на реального человека, будь он сколь угодно румян и свеж!

Но, даже если и отстраниться от шаблонов, в случае с Бельским было всё не очень «румяно и свежо».

Тут больше всего подошла бы аналогия с Лениным, которого взрослое население страны именовало по‑стариковски Ильич, а детское – дедушка, и никого не смущало, что вождь пролетариата прожил всего 53 года, то есть покинул этот мир совсем не старым человеком.

Увы, труды и испытания редко служат украшению внешности человека.

Русые волосы Феоктиста Владимировича с годами оставили за собой лишь территорию по бокам головы и, кудрявые от природы, ещё вились, но как‑то лениво, без былого задора. Две борозды грубо резали лицо от носа к губам, светлые глаза воспалённо смотрели из‑за толстых линз очков, будто из аквариума, грузное, с изрядным брюшком тело дополняло впечатление давно минувшей молодости.

Ко всему Бельский обладал странной манерой говорить: будто что‑то прожевав, он быстро отстреливал слова, так что без определённого навыка уловить смысл произнесённого было очень непросто.

Впрочем, всё это переставало хоть сколько‑нибудь занимать внимание, стоило лишь погрузиться в мысль учёного и отправиться, ведомым ею, на поиск решения, казалось бы, неразрешимых задач.

То, что Неретину выпало работать с такой выдающейся личностью, как Бельский, можно было считать невероятной удачей!

Феоктист Владимирович, кстати, по достоинству оценил дарование своего самого молодого сотрудника и ставил перед ним задачи без какой‑либо скидки на его малоопытность.

Ладеев также плодотворно работал в группе. На его счету числилось несколько блистательно разрешённых проблем, и Бельский уже склонялся к тому, чтобы тот был официально назначен его заместителем.

Однако дело застопорилось из‑за вмешательства Ариадны Львовны Бельской.

Да, жена Феоктиста Владимировича тоже входила в его группу, и ей представлялось вполне естественным быть заместителем у собственного мужа.

Она, конечно, была доктором наук (и, в отличие от супруга, с высшим образованием), но каким‑то не очень сведущим в этих самых науках.

Явление довольно банальное, если учесть тот факт, что её восхождение по научной лестнице началось вскоре после заключения брака с гражданином Бельским.

Нельзя сказать, что она была его злым гением, так – мелким бесом…

Впрочем, и это не вполне справедливо. Отдавая себе отчёт, что её муж – выдающийся учёный, она поставила во главу угла своего существования его благополучие. Его здоровье, комфортный быт составляли её главную ежедневную заботу! Правда, для достижения своих благородных целей (как, впрочем, и в случае, если на неё нападал какой‑нибудь каприз) она спокойно могла, как нынче говорят, вынести мозг своему гениальному мужу.

Нет, правильнее сказать, она была для Бельского ангелом‑хранителем с примесью мелкого беса. Да и тот (бес) больше предназначался окружающим.

При небольшом росте была она энергична, стремительна и лицом напоминала мордочку какого‑то зверька с блестящими чёрными глазами. Симпатичного, в принципе, но явно хищного. А ещё этот каштановый парик, имевший обыкновение сползать набок. Ариадна Львовна водружала его на место рубленным жестом, каким обычно мужчины поправляют съехавшую шапку‑ушанку.

Ладеева она невзлюбила ещё до того, как встал вопрос о его кандидатуре в качестве зама. В сущности, она и так никого не жаловала своей расположенностью. Считалось удачей, если она относилась к сотруднику нейтрально, как, например, к Неретину. Но Ладеев был ей явно не по душе. Видимо, с самого начала она почувствовала в нём соперника. Хотя главную роль, несомненно, сыграл один случай.

Вскоре после создания группы Бельского его назначили на должность, которая называлась «главный конструктор – заместитель директора института». А ко всему ещё присвоили воинское звание полковник.

Бытовала в советские годы такая странность: присваивать главным конструкторам, руководителям оборонных заводов или НИИ звания генералов и полковников. И ладно бы, если им в своё время довелось послужить в армии, но иногда дело доходило до курьёза, как в данном случае, поскольку Бельский ни дня не служил по причине плохого зрения.

– Ариадна теперь полковница! – весело сказал кто‑то из группы, когда все сидели перед началом совещания в приёмной у новоиспечённого большого начальника.

– Скорее полковничиха, – поправил Ладеев, и все засмеялись.

В ту же секунду в приёмную вошла Бельская. Смех моментально пресёкся, как жизнь под топором палача, и все потупились, хотя уверенности в том, что Ариадна что‑то слышала, ещё не было. Однако её холодный взгляд и отсутствие обычного «зд‑расте всем» не оставили никакой надежды.

Все же понимали, что «полковничиха» созвучно «паучихе», а узнать голос Ладеева для Бельской не составляло труда.

За Ариадной сурово закрылась дверь кабинета мужа.

Под скорбно‑сочувственными взглядами коллег Ладеев поёжился.

Итак, исключительно сопротивление неугомонной Ариадны Львовны отодвигало назначение Ладеева заместителем главного конструктора. Уж какую из «египетских казней» применяла она на дому, неизвестно, но это факт: Бельский продолжал тянуть с объявлением решения.

Однажды вечером возле подъезда своего дома Феоктист Владимирович оступился и получил травму в виде трещины лодыжки.

Гипс, постельный режим…

Тут‑то и дожала Ариадна своего супруга. Передал‑таки Бельский ей бразды правления, правда, с приставкой врио.

И дух свободного творчества, царивший в группе, исчез без следа.