Солнце светит одинаково
Да, бывало не слишком комфортно, подчас неказисто, но жизнь вершилась интересно и радостно, а сопутствующие неурядицы никак не вписывались в понятие беды.
Будущее время заставило горько пожалеть об ушедшей атмосфере, казавшейся незыблемой в своём каком‑то праведном покое, ибо был он обретён в преодолении великих невзгод, – об атмосфере, естественно запечатлённой в любом отечественном фильме той поры и, по счастью, доступной для прикосновения каждому.
Впрочем, среди людей её поколения есть и хулители этого времени. К ним она относится как к людям особого склада, для которых плоха жизнь в любую эпоху. Воистину прав Эммануил Кант, сказавший: «Один, глядя в лужу, видит в ней грязь, а другой – отражающиеся в ней звёзды».
Елена Тихоновна прикрыла глаза, вспоминая, как шла она с родителями по Чистопрудному бульвару в «Колизей» на фильм «Доживём до понедельника».
Был осенний мокрый вечер, дождик, тёплый и тихий, то начинался, то переставал, фонари сквозь листву казались жёлтыми кляксами. В фойе под аккомпанемент рояля пела немолодая певица в концертном платье. Папа купил всем мороженое, которое лежало в вафельных стаканчиках и было увенчано кремовой розой. Роза эта съедалась с особенным удовольствием! Потом – полтора часа чёрно‑белой киноистории о сверстниках, простой, искренней и умной; потом неспешное возвращение домой, где их ждала трёхцветная кошка Лиза, и можно было ещё долго не ложиться спать, смотреть по телевизору «Голубой огонёк» и читать хоть за полночь, потому что завтра будет воскресенье.
Нынешние эксперты тридцати‑сорока лет от роду авторитетно рассуждают, как тяжело жилось в СССР: сплошной дефицит, пустые прилавки, преследования диссидентов… И никто из них не скажет, что и первое, и второе появилось в перестройку, а диссиденты, кроме Сахарова и Солженицына, были попросту неизвестны народу. То ли эксперты молчат по незнанию, то ли из желания всех убедить, сколь хороша теперешняя жизнь! Как бы то ни было, итог один: они безбожно врут! И, похоже, врут по заказу.
Но Арсений, слава богу, не из их числа…
– Хотел уточнить, – прервал Сомов мысли Елены Тихоновны. – Вы не помните, в каком году был торжественный вечер, о котором вы мне рассказывали?
– Не помню, Арсений. В начале семидесятых. Точнее сказать не могу.
Елена Тихоновна лукавила.
Майский вечер
(глава из повести Сомова)
Вот уже несколько лет, как День Победы был нерабочим днём[1]. Накануне, то есть 8 мая, по традиции проводились торжественные собрания коллективов, посвящённые этой дате, с последующим концертом художественной самодеятельности. В иных организациях, как говорится, в фойе работал буфет, но это по усмотрению местного начальства.
Разумеется, по случаю других праздников также проводились торжества и по тому же сценарию, а саму традицию можно смело назвать предтечей современных корпоративов.
Однако День Победы – особый праздник! В его честь (а ещё в честь Дня Советской Армии и Военно‑Морского Флота) бывшие воины без стеснения надевали свои награды!
Стоит напомнить, что фронтовики в ту пору были ещё нестарыми людьми, поскольку после Победы минуло не более 30 лет (например, тем, кого призвали в армию в 1945 году по достижении 18 лет, не было ещё и пятидесяти), и составляли они внушительную часть населения, потому что в Отечественную войну воевала вся страна.
Живёт у тебя в доме сосед: тихий, немногословный – только здоровается, ходит на работу и с работы да прогуливает свою собачку. И вдруг встречаешься с ним 9 мая, а у него на пиджаке орден Славы!
Множество подобных открытий делалось на День Победы!
Вот и тогда, пока все рассаживались перед началом мероприятия, то и дело пробегал восхищённый шепоток, когда в дверях актового зала появлялся очередной кавалер боевых наград, будь то с орденом Красной Звезды дядя Гена, слесарь‑умелец и не дурак выпить, или с медалью «За отвагу» Василий Геннадиевич Головлёв, прекрасный чертёжник и немного чудак, известный своим пристрастием к старомодным нарукавникам.
Президиум, занявший место за столом на сцене, также восхищал: директор института был в генеральском мундире со звездой Героя Социалистического Труда и многими другими наградами. Бельский выглядел скромнее (щеголять в форме полковника он, разумеется, не стал), но весьма достойно со своими орденами Трудового Красного Знамени и «Знак Почёта». Секретарь парткома, которому было поручено выступить с докладом, ограничился орденскими планками на пиджаке.
Речь его была коротка и сводилась к напоминанию собравшимся об основных этапах Великой Отечественной войны, о вкладе в достижение Победы «наших фронтовиков» (назывались их имена), о величии отмечаемой даты, которую славный коллектив встречает новыми трудовыми свершениями.
Будь это предприятие народного хозяйства, последовало бы перечисление конкретных успехов, однако в данном случае какая‑либо конкретика исключалась из соображений секретности, поскольку кроме работников в зале присутствовали и члены их семей, никоим образом к государственной тайне не допущенные.
Далее следовало оглашение приказа о премировании сотрудников, «с оружием в руках отстоявших свободу и независимость нашей Родины» (в ту пору ветеранов трудового фронта ещё не чествовали).
После торжественной части должен был начаться концерт художественной самодеятельности, и президиум переместился в первый ряд партера, где уже сидела Ариадна Львовна – на правах жены Бельского и своего человека в институте.
Небольшая, очень подвижная, с холодноватым, маленьким лицом, она совершенно не изменилась, только что была без парика, с модно постриженными волосами (неужели прониклась словами Ладеева?).
Художественная самодеятельность традиционно опиралась на молодёжь, в рядах которой были выявлены: чтец, скрипач, баритон плюс пианистка, аккордеонист и три молоденькие девушки из административно‑хозяйственного отдела с частушками под аккомпанемент последнего.
Особенно хороша была одна из них, светящаяся, как искорка, стройная, лёгкая. По окончании куплета она звонко подвывала и вместе с подружками игриво покачивала плечиками.
Благодаря этому номеру многие мужчины отказались от похода в фойе с буфетом. К тому же ведущий обещал в скором времени некий сюрприз.
Однако время шло, а сюрприза всё не было. Пришлось чтецу прочитать сверх программы стихотворение Симонова, баритону исполнить романс «Утро туманное», девушке‑искорке спеть песенку про чёрного кота. Наступила пауза, организаторы явно тянули время и, видимо, теперь уговаривали скрипача.
И вдруг на сцену вышел невысокий коренастый мужчина с гитарой. Зал замер, узнав в нём… Высоцкого!
[1] С 9 мая 1965 года.
