Солнце светит одинаково
Неретин понял: нужно срочно отказываться от безоговорочной поддержки КПСС. Благо примеры перед глазами были.
Исполкомовские «заслуженные строители», директора крупных предприятий, не говоря уж о министрах нефте‑ и прочих добывающих промышленностей, давно наложили лапу на вверенные им объекты и отрасли под видом внедрения новых методов хозяйствования. Пока Горбачёв болтал, эти делали своё дело…
Понимал ли генсек, что происходит? При той каше, что варилась в его голове, вряд ли!
С добродушной усмешкой Горбачёв рассказывал толпе во время одного московского телерепортажа, как хитро разбогател первый советский миллионер, продавший в Союзе партию закупленных на Западе компьютеров.
– Нашему народу смекалки не занимать! – заключил он тоном правителя, решившего похвалить подданных («подданные» на улице довольно захихикали, а сидящим перед телевизорами следовало умилиться).
И как‑то было Горбачёву невдомёк, что не пристало генеральному секретарю коммунистической партии восхищаться спекуляцией!
Самым тяжёлым временем стало несколько дней в августе 1991 года…
Неретину требовалось (он это кожей чувствовал!) громко объявить: я свой! Но для кого – для ГКЧП или ельцинистов? Он молчал до появления первых, слабых ещё, признаков поражения ГКЧП. Ну а там уж решительно примкнул к лагерю Ельцина!
На общем собрании сотрудников НИИ он объявил, что сейчас долг каждого честного гражданина оказывать всемерную поддержку тем, кто противостоит силам реакции! И пусть первым шагом станет сбор средств на закупку питания для защитников Белого дома. Люди поддержали его с энтузиазмом. Доставку горячих обедов к стенам Белого дома он возглавил лично! Далее произошло то, на что он, собственно, и рассчитывал: его – фигуру, далеко не безызвестную в московских номенклатурных кругах, – пригласили в стены Верховного Совета, где был он представлен самому Борису Николаевичу и его ближайшему окружению.
Он стал своим! И даже в некотором роде собратом по оружию!
Однако, думая так, он обольщался. Нужно было быть не «собратом по оружию», а соратником главного «защитника свободной России»!
Вот уж те развернулись вскоре! Умные, алчные, они хватали власть, лежавшую ничейной под ногами, и только стоял хлюпающий чавк жрущих добычу волков!
Неретин чувствовал, что он с ними одной крови и ему непременно быть в их стае!
Это окрыляло! А к тому же столько возникало возможностей!
Одна только идея с акционированием чего стоила! И беспроигрышно, и в духе времени!
Неретин акционировал институт, несколько месяцев не платил сотрудникам зарплату, затем скупил у них акции (жить‑то бедолагам на что‑то было надо!) – и вот: у института единственный хозяин! И это… Гена Завьялов (Неретин предпочёл формально оставаться в стороне).
Сам по себе институт ни для кого, включая государство, интереса не представлял, но его здания, земля…
Пора было освобождаться от всего этого и переходить к новому этапу жизни.
Авантюра
В ожидании Завьялова Неретин встал, прошагал, как обычно, от стола к окну и обратно, остановился напротив портрета Ельцина.
В этот момент постучал Гена.
– Заходи! – крикнул Неретин. – Знаешь, кто‑то рассказывал: когда Горбачёв сложил с себя полномочия президента СССР, Ельцин подошёл к карте на стене, раскинул руки над Россией и воскликнул: выше теперь только Бог! А? Каково?!
Завьялов пожал плечами, очевидно, не разделяя восторга.
– Эх, Генка!.. Ладно, дело одно есть, важное! Садись.
Гена сел, поднял усталые глаза.
– Ты не забыл, кто у нас владелец «заводов, газет, пароходов»?
– Каких ещё «пароходов»?
– Ген, это аллегория! Не понимаешь? Ты чего такой смурной?
– А!.. – Завьялов махнул рукой.
– Понимаю. Опять нелады с Зоей? Ну разведись, какие проблемы…
– Легко сказать… А Дашка?
– Да твоя дочь уже взрослая! Ладно, тебе решать… Давай к делу. А оно таково: надо срочно избавиться от активов!
Гена соображающим взглядом замер на лице Неретина.
– Ты хочешь продать институт?
– Хочу. Только не институт, а здания. Института давно нет, все разбежались.
Завьялов кивнул.
– Положим, да, разбежались, но институт не закрыт, и это по‑прежнему предприятие оборонного комплекса!
– Оборонного комплекса, – усмехнулся Неретин. – Этот комплекс, по‑твоему, ещё существует?! Очнись, Гена! В общем, так: институт скоро будет закрыт, и это не твоя головная боль. Твоя задача выступить в роли добросовестного продавца.
– Покупатели имеются?
– Конечно! Братья Чиквидзе!
– Ну да, кто же ещё! Оказывается, в южных республиках у нас самые богатые люди жили!
– Для тебя так важно, кто купит эти стены? Важно, что ты получишь на свой счёт кругленькую сумму!
– А ты?
– А я всё остальное, – улыбнулся Неретин. – Мы же договаривались, что ты только на бумаге владелец всех акций. Так что всё по справедливости…
Процесс пошёл энергично. Вскоре братья Чиквидзе перевели деньги и сделка считалась практически состоявшейся. Однако при улаживании последних формальностей всплыло некое обстоятельство. Оказалось, что упразднённый НИИ до сих пор числится на балансе министерства, которое, в свою очередь, тоже ликвидировано, но ликвидировано без назначения правопреемника.
Словом, случилась большая, вероломная подлость!
У Гены Завьялова сердце упало в пятки, когда к нему в кабинет ввалились братья Чиквидзе!
Это были характерные представители эпохи малиновых пиджаков и золотых нашейных цепей.
Почему‑то Гена, общавшийся до этого исключительно с их юристом, считал, что они близнецы‑братья. Но оказалось, ничуть не бывало. При одинаковой коренастости, свирепости физиономий и набыченности взгляда один был повыше, другой – пошире, один поорлистее носом, другой потяжелее челюстью. И тот и другой сжимали под мышкой по барсетке, и в каждой, казалось Гене, лежало по пистолету!
