Солнце светит одинаково
Сомов принялся лопатить оставшуюся стопку бумаг, зрительно нацелившись на фамилию полковника. Нет, при беглом осмотре таковая не выявилась.
Лишь рапорт и фотография. Какими путями очутились они в архиве Неретина?
Похоже, если кто и знает, то только Елена Тихоновна…
Начало. Знакомство с Иеретиными
Старый приятель Сомова журналюга Миша Улётов подкинул ему халтурку.
– Родственники одного большого человека объявились. Хотят, чтобы о покойном биографическую повесть сочинили. Возьмёшься? Очень приличный гонорар.
– А сам чего же?
– Там с архивом придётся работать, а я не выношу бумажки перекладывать. Да и запои у меня случаются… Ну так как? Ты же лауреат, дипломант, «Золотое перо»… И на задницу усидчивый!
– Ладно, уговорил…
– Тогда с тебя «поляна»!
– Само собой! Мог бы и не заострять!
Знакомство с родственниками состоялось в загородном особняке Неретиных.
Размеры и роскошество семейного гнезда подействовали на Сомова угнетающе.
Он и близкие покойного олигарха сидели друг напротив друга в центре просторного зала с уходящим в неведомую высь потолком, откуда спускалась огромная хрустально‑медная люстра.
– Леонид Васильевич ни в коем случае не олигарх! – наставил писателя сын Неретина Глеб Леонидович. – Он выдающийся общественный деятель!
Сын был не молод, но и далеко не стар. Седоватые волосы лежали в гриве неспешно‑величавыми волнами, холодный серый взгляд, сухие, жёсткие губы – в глубоких креслах восседал этакий строгий барин.
– Для работы вам будут предоставлены отдельная комната и архив отца. За комментариями вы можете обращаться к любому из нас, – он перевёл взгляд на мать, потом на супругу. – Но самым знающим человеком является, конечно, мама, Елена Тихоновна.
Сомов счёл необходимым учтиво кивнуть дамам.
Жена Глеба Леонидовича Жанна Анатольевна ответила едва заметным наклоном головы. Это была холёная женщина в ярком макияже. Хроническое недовольство бродило по её лицу с заострёнными чертами и проступало в капризном изломе рта.
Сомов безрадостно констатировал, что оба они – и сын, и невестка – не слишком‑то располагают к себе.
Зато Елена Тихоновна показалась ему намного симпатичнее родственников.
– Вы их, Арсений Ильич, не трогайте, – улыбнулась она тёплой улыбкой. – Они всё равно мало что знают… А я всегда к вашим услугам! Не стесняйтесь!
На следующий день Сомов приступил к работе.
Архив Неретина представлял собой собрание фотографий и документов, которое имеется почти в каждой семье, и выделялся лишь объёмом материала. Нечего было и думать обойтись без помощи Елены Тихоновны!
Кстати, на старых фотографиях она представала легко узнаваемой по мягкой улыбке, маленькому – уточкой – носу и роскошным волосам, которые она до сих пор собирала на затылке в пышный букет локонов. Это было очень женственно, а сейчас ещё и невычурно её молодило.
Волнистая шевелюра Глеба Леонидовича – явно от неё, ибо супруг Леонид Васильевич буйством растительности на голове не отличался.
Однако кто сказал, что рано лысеющие мужчины бывают менее других одарены женским вниманием?! Да, у молодого Неретина волосы уже отступали ото лба узким, продолговатым мыском, но у него был смелый взгляд, крупный мужественный подбородок, приземистая, ладная фигура.
– Мы познакомились на первом курсе института, – вспоминала Елена Тихоновна. – Нет, не первого сентября, потому что мы учились в разных группах. Где‑то через пару недель после начала занятий – на вечере первокурсников…
С этого Сомов и начал свою повесть.
Вечер дружбы
(глава из повести Сомова)
– Товарищи первокурсники! – прокричал представитель деканата, молодой аспирант, которого назначили вести вечер дружбы.
Народ истомился ждать начала, а потому в студенческом кафе стоял гул, плескавшийся негромким смехом и весёлыми репликами, который, однако, на первых же словах ведущего смолк.
– От имени деканата, профкома и комитета комсомола, – тут он пустил петуха, и все зашевелились, не слишком, впрочем, расходясь в своём оживлении. Аспирант стойко выдержал паузу и продолжил: – И от себя лично поздравляю вас с вступлением в славную семью советского студенчества!
Он продолжал ещё говорить, когда первокурсники потянулись к находящимся на столиках пирожным и лимонаду – угощению от вышеназванных руководящих органов, которое закончилось в считаные минуты. Однако никого данное обстоятельство не огорчило, ибо ещё до исчерпания «яств» то здесь, то там над столиками начали всплывать бутылки с портвейном. Сделалось шумно и весело!
Неретин не сводил глаз с девушки, сидевшей за столиком наискосок, так что ему в основном был виден её профиль с почти детскими округлостями подбородка и лба. А маленький, аккуратно вздёрнутый носик только дополнял эту гармонию нежности.
Впрочем, во всём остальном была она явно перешагнувшей пору юного девичества. Её прекрасно развитые формы не оставляли в том сомнения. А причёска в виде высокой копны рассыпающихся локонов только усиливала это впечатление взрослости.
В общем, сокурсница была хороша, и не один только Неретин при виде её глотал комок волнения.
Посещая лекции, общие для всего потока (Неретин учился в первой группе, а девушка в третьей), он насмотрелся, как пушат ребята перед нею хвост.
Делать им это, конечно, не запрещалось, но исключительно в порядке снисхождения со стороны её одногруппника по фамилии Мальцев. Девушка находилась под плотной опекой этого дяди, в сравнении с которым остальные ребята казались пацанами. Держался он уверенно и нагло. Любой, сталкиваясь с ним, в первую минуту недоумевал: откуда здесь этот переросток? Но всё оказывалось на своих местах, стоило лишь вспомнить, что отслужившие срочную военную службу зачислялись в вузы вне конкурса, то есть им было достаточно не получить на вступительных экзаменах двойку.
