Солнце светит одинаково
…На оживлённом лице Гены проступила тревога.
– Слушай, а денег‑то на кафе у меня нет… Что делать?
– Да, не баловались бы мы ликёрами – вопроса не возникло, – сочувственно заметил Неретин.
Оба тяжело задумались.
– Генка! – осенило Леонида. – Ты деньги за ДОСААФ ещё не отнёс в комитет?
– Не‑е‑т, – протянул Завьялов, начиная догадываться, куда клонит Лёня. – Ты спятил?! Это казённые деньги!
Несколько недель назад, когда на общем собрании группы распределяли общественные нагрузки, Гену Завьялова избрали групоргом ДОСААФ. Была (да, кажется, и есть) такая организация, назначение которой исчерпывающе объясняет расшифровка вышеозначенной аббревиатуры: Добровольное Общество Содействия Армии, Авиации и Флоту. Название не отличалось краткостью и изяществом, отчего раскрыть аббревиатуру ДОСААФ удавалось не каждому члену организации. Да этого от членов и не требовалось, но требовалось исправно уплачивать ежемесячные взносы в размере 30 копеек. Их и должен был собирать Гена, чтобы сдавать потом в институтский комитет ДОСААФ.
На описываемый момент Гена собрал с однокашников не только по тридцать копеек, но и ещё по пятьдесят за корочки членских билетов, в которые полагалось вклеивать марки об уплате взносов. Таким образом, на руках у Гены находилась немалая сумма общественных денег.
– Нет, Лёнь, я так не могу… – ещё раз отказался Гена от идеи Неретина. – Надо у кого‑нибудь занять.
– Ну иди, попробуй!
Гена пошёл и вернулся ни с чем. Пять рублей – приличная сумма, как, впрочем, и трёшка, которой тоже ни у кого не нашлось! И только Маша Дорохова не отказала – мол, если очень надо, то, конечно, одолжу… но завтра. А надо‑то было сегодня…
– Ну и настрелял бы, кто сколько давал! – сказал Неретин.
– Чтобы все потом говорили, что Завьялов сшибает по рублю? – во взгляде Гены просквозило оскорблённое достоинство.
– Значит, поход в кафе отменяется, – подвёл черту Неретин.
– Нифига! – Гена решительно достал из портфеля конверт с мелочью. – Я в сберкассу – поменять. Со стипендии возмещу!
Следует сказать, что в итоге Гена Завьялов сдал все взносы в полном объёме и в дальнейшем честно исполнял свои обязанности групорга. А вот с членскими билетами вышла загвоздка. Поначалу всё как‑то не получалось доложить потраченную пятёрку, а потом актуальность вопроса сама собою сошла на нет. Устав спрашивать Гену, куда вклеивать марки об уплате членских взносов, ребята начали украшать ими тубусы, обложки тетрадей и т. д., вследствие чего можно было безошибочно определить, из какой группы хозяин предмета.
Конечно, достойно порицания то, что Гена запустил руку в казну, и вдвойне порицаемо то, что он запамятовал совестью о содеянном, но, даже если бы и не молчала его совесть, он не сожалел бы ни о чём, ибо из неблаговидного поступка произрос День счастья. Бывали потом у него и более яркие дни, но этот, начинавшийся так обыденно, врезался в память тихим осенним светом и ощущением лёгкой души, будто стоишь перед прекрасной далью.
Она, пожалуй, даже и придвинулась, когда в конце провожания Гена обнял Лену в подъезде её дома. Какими же вкусными были её губы – невольно ему вспомнился недавний мякиш горячего хлеба, – только пахли они мороженым. А потом, когда сложились его вдох и её выдох, он уловил винную нотку, и голову его окончательно накрыло дурманом…
«Обслюнявил всю, – улыбнулась Елена Тихоновна, вспомнив то провожание. – Совсем целоваться не умел. Но всё равно… хорошо было!»
Глава 2
Случай с Ладеевым
Сомов не появлялся три дня.
– Прошу меня простить, но были неотложные дела.
Я звонил Глебу Леонидовичу, предупреждал.
– Да, да, я в курсе. Ну что ж, проходите, присаживайтесь.
Елена Тихоновна была, как всегда, приветлива.
– Давайте сегодня поговорим о картошке! Вы ведь ездили студентом на картошку?
– Конечно! После второго курса!
– Вот и мы после второго… Я несколько фотографий нашла, взгляните.
С одного из чёрно‑белых снимков смотрела ватага молодых людей, одетых в телогрейки, куртки, лыжные шапочки. На Лене (её Сомов нашёл сразу) был толстый свитер – такие свитера всегда придают монументальности женскому бюсту; упавшая на плечи косынка словно бы обрезала её распущенные волосы. Рядом с ней, конечно, стоял Неретин – в длиннополой «гангстерской» шляпе с двумя вмятинами на тулье. Он явно пижонил, что подтверждалось линялой кожаной курткой, резиновыми сапогами, самодельно укороченными за счёт широких отворотов, рваными джинсами, заправленными в эти сапоги (кто бы мог подумать, что в исторически недалёком будущем такие джинсы станут чрезвычайно модными!).
Сомов поискал глазами Гену Завьялова. Тот скромно располагался с самого края в первом ряду. Старый тренировочный костюм, поверх – штормовка, на голове – кепочка с маленьким козырьком. На лице у него какая‑то растерянная улыбка, очевидно, оттого, что девушка, много ниже ростом, прильнула к его груди, пропустив ему за спину руку. По её смеху непонятно, то ли она шутит, то ли обыденно пользуется своим неоспоримым правом.
– Эта девушка – Зоя Терёхина, – констатировал Сомов.
– Верно. Хотя я вам её раньше не показывала. Вы уже прекрасно разбираетесь в персонажах нашей истории!
– Но вы говорили, что она косила…
– Ну и что? На фото её косинку никогда не было заметно. А вот это знаете кто?
Она показала на мужчину, стоявшего вполоборота перед компанией. На нём был светлый плащ, между отворотами лацканов – галстук, из чего однозначно следовало, что это начальник.
– Ладеев Андрей Сергеевич. Недавний аспирант и наш куратор.
– Тот самый аспирант?
