Спасибо, что ты есть

– Я не помню и того, что она замуж вышла и ее саму не помню, – не удержалась от сарказма Марина.

– Точно, ты ведь уже не училась в старших классах с нами, я забыла. Конечно, не помнишь, а Бурдяеву помнишь?

Марина помнила Бурдяеву очень хорошо, обычно первых шлюх на деревне знают даже те, кто никогда с ними не общался, но «новости» Бурдяевой ее интересовали еще меньше, чем новости Насти, тащившей ее в кафешку, потому она лишь покачала головой.

– Смутно, очень смутно.

– Она второй раз недавно замуж вышла, удачно, мужик у нее богатый, сейчас ходит, не здоровается ни с кем, одевает он ее, конечно, хорошо, но Димку она оставила у матери жить, он уже большой совсем.

– Димка это кто?

– Да сын ее, ты что?! Она в 18 лет его родила, то, что не знаешь?! Вы еще тогда с Сережкой ездили к ее сестре на дачу, Ольгу ты должна помнить!

– Ой, ну их всех в баню, – отмахнулась Марина, – ты вроде замуж собиралась, вышла что ли?

– А как же, – Настя с видимым удовольствием продемонстрировала ей кольцо на безымянном пальце, – у нас уже доче полтора года. Светочка у нас. Скоро на второго пойдем.

– Куда пойдете? – опешила Марина.

– Ой, ты дикая, – звонко засмеялась Настя, – родить второго планируем через годик. А ты когда собираешься?

– Куда? – Марина уже тоже чувствовала себя дикой и глупой. Она же должна знать свою целевую аудиторию, и она была уверена, что знает ее – именно таким как Настя предназначались статьи в женских журналах и на форумах.

– Рожать когда собираешься? Пора уже, а то потом не родишь!

– Ну, я же не замужем, – облегченно вздохнула Марина, наконец уловив нить рассуждения.

– Так для себя хотя бы, замуж может и не выйдешь, хоть ребеночек будет. Пора уже, потом поздно будет.

– Если поздно будет, значит, так тому и быть, – улыбнулась Марина, – не судьба, значит.

Девушки заняли столик в уголке. Подошла официантка с меню. Марина с тоской посмотрела на часы – 20:00. Лекс, наверное, уже вернулся, а она торчит тут в компании мало понятного и мало приятного ей человека.

– Настен, ты прости, поздно уже, у меня дел выше крыши и завтра рано вставать.

– Кофейку попьем и пойдем, у меня дел тоже гора, вырвалась буквально на пять минут. Ты ведь на машине? Подбросишь меня? Две остановки всего тут, я к свекрови Светочку отвезла, забрать надо.

Вот это уже разозлило. Отвези к свекрови, потом наверняка последует – подожди и отвези с ребенком домой. Ну, уж нет.

– Не могу подбросить, – во‑первых, я в другую сторону, – сочувственно вздохнула Марина, – а во‑вторых, машина только что из ремонта, я сама боюсь на ней ездить, сама знаешь, как у нас могут отремонтировать, пока не пойму, что все тормоза работают, не буду никого возить, боюсь.

Глупейшая отмазка, но первая пришедшая в голову.

– Скажи просто, что ты эгоистка и тебя ломает сделать мало‑мальски доброе дело для другого человека, – неожиданно резко вспыхнула Настя, явно не ожидавшая такого прямого отказа, но тут же с милой улыбкой добавила, – Вот поэтому ты не замужем и детей у тебя нет. Правильно, зачем тебе ребенок, ты лучше тряпку дорогую себе купишь, – кивнула она на пакет из бутика нижнего белья, – ты извини, это не мое дело, конечно.

Видимо, она рассчитывала задеть своей тирадой, но Марина осталась глуха ко всем скрытым и явным посылам: к скрытой зависти и досаде, что не удалось с комфортом прокатиться до свекрови и домой; к обиде, что не было выражено восхищение ее успехами в личной жизни; к явному желанию поднять собственную пошатнувшуюся самооценку за чужой счет. В принципе, Марина могла с ней согласиться – да, эгоистка, потому и не замужем и потому никогда «не родит для себя». Ребенок заслуживает любви двух родителей и уровня жизни, при котором ему не придется поступаться собственным предназначением в угоду потребности кушать три раза в день и жить в цивилизованных условиях. Марина слишком хорошо помнила, что значит «нет денег» на все, кроме самого необходимого, она умела жить без денег, но как, же она это ненавидела.

– Ладно. Я пойду, – едва ли не с облегчением сказала она, вставая. Теперь настаивать на своей компании Настя точно не посмеет, – рада была повидаться.

Издевка все‑таки проскочила. Марина ушла, не оборачиваясь, итак столько времени потеряно напрасно.

Лекс был дома. Ее встретил роскошный разогретый в микроволновке ужин – мясной стейк из баранины, салат из креветок и пирожные с заварным кремом. Что‑то было не так, но что именно – сказать она бы не смогла. Лекс казался подавленным, несмотря на внешнюю веселость это чувствовалось.

– Я там кое‑какие вещи привезла, ты, надеюсь, не против?

– Спасибо, что оставила, а то я бы под дверью сидел, гадая, придешь ты или нет, – усмехнулся он.

– Что‑то случилось? Ты какой‑то кислый.

– Ничего, – поспешно отмахнулся он, – просто осень.

Настаивать она не стала, перевела разговор на другие темы. С ним было легко говорить обо всем – о глобальном экономическом кризисе и отзывах на статьи, о кошках, о шмотках, о различиях условий для бизнеса в Великобритании и России, о сексе, фильмах, книгах, музыке. Выяснилось, что вкусы у них во многом совпадают, причем в том, что не нравится, они были солидарны друг с другом по всем пунктам.

– Я на тебя смотрю, тебе на вид 22–23, ты как черный ящик, – вдруг заметил Лекс.

– Я никогда не считала внешнюю молодость проблемой, – пожала плечами Марина, – алкоголь мне продают без проблем уже года три как, так что мне параллельно.

– Я пытаюсь представить ситуацию – вот ты понравилась кому‑то мужского пола, вот твой молодой образ перед глазами, потом ты открываешь рот, и мужской пол погружается в пучину разочарования.

– Разочарования? Что же так разочаровывает мужской пол? – улыбнулась Марина, не собираясь опровергать его слова.

– Смотря сколько лет ему, если больше 25, то мужской пол пугается циничной бескомпромиссности, девушки нежного возраста должны транслировать если не наивность, то хотя бы уязвимость, если мужской пол сам молод, то он сразу считает что добыча не по зубам и, скорее всего, обвинит тебя в завышенном уровне притязаний.

– Тебя пугает бескомпромиссная циничность?

Лекс долго и пристально смотрел на нее прежде чем ответить.

– Мне проще, я знаю сколько тебе лет и потом мы с тобой перешагнули через стадию флирта и ухаживаний слишком быстро, ты просто не успела напугать меня, – в конце концов выдал он.

– Я всегда была такой, – вздохнула Марина, – сейчас я научилась не раскрывать рот без особой необходимости и желания, а в 22–23 меня тянуло сообщать людям «правду о них». Это сейчас мне накакать на многое, что в 22–23 хотелось доказать.

– В этом и есть цинизм, – возразил Лекс, – именно когда человек перестает верить в людей и начинает просто их использовать, он становится циничным.

– Я не люблю людей, – призналась Марина, – я их просто боюсь.