Спутанные частицы

Мне всегда нравились рассказы, написанные от первого лица. Знаете, почему? Потому что такая история изначально настраивает читателя на литературно‑оптимистический лад. Ведь сразу ясно, что героя не пристрелит в финале какой‑нибудь ополоумевший маньяк. Иначе как бы он – герой – мог поведать нам эту историю?

Однако я никак не мог предположить, что однажды в роли такого рассказчика выступлю сам.

Но факт остаётся фактом: передо мной стопка (я бы даже сказал – кипа) исписанных каракулями листочков, я беру верхний и бегу взглядом по первой строчке.

 

Мы обязательно встретимся

 

Рассказ

Началось всё с пачки пятитысячных банкнот, перетянутых наивной жёлтой резинкой. Этот пресс лежал на гладкой лакированной столешнице, и время от времени притягивал мой взгляд. Пачка состояла из ста купюр. Путём нехитрых математических подсчётов получалось, что на моём столе валяется пятьсот тысяч рублей в казначейских билетах банка России.

Так, стоп. Немного подумал и понял, что сморозил глупость. Про пачку. Не в смысле номинального объёма, а в смысле, что с неё всё началось. Потому что началось всё гораздо, гораздо раньше. А пачка послужила триггером, как бы спрессовала последующие события в плотную массу отдельных эпизодов, которые слиплись, как банкноты под резинкой.

Всё дело в том, что я – трус. И мне не стыдно в этом признаваться, потому как в данный момент стыдиться уже бессмысленно. С содроганием вспоминаю эту разноцветную горсть капсул в моей дрожащей ладони. Я смотрел на них пустым взглядом минуты три, наверное, не шевелясь (только ладонь дрожала). Потом открыл рот и резким взмахом‑движением отправил пилюли между губ, но странным образом, за те полсекунды, пока моя рука описывала фатальную дугу, рот мой снова закрылся, и я просто размазал лекарства по лицу. Скулы свело так, что разъединить губы мне смогли бы сейчас только спасатели МЧС посредством имеющегося у них гидравлического разжима.

Не лучше у меня получилось с карнизом тринадцатого этажа. Казалось бы, ну чего уж проще‑то? Перелезть через ажурное ограждение общего балкончика на площадке этажа – с этим справился бы и ребёнок – примериться, чтобы попасть на асфальтовый пятачок перед подъездом и не придавить ненароком какую‑нибудь некстати взявшуюся на траектории бабуленцию, катящую продуктовую коляску на колёсиках, и адьё. Там даже шаг делать не надо, просто соскользнуть вперёд с символического козырька. Но меня подвела труба. Не знаю, откуда она там вообще взялась, но приделанная к стене дома железными хомутами, тонкая стальная труба шла снизу вверх и проходила в локтевой доступности от моей дислокации на карнизе. Вначале я схватился за неё, чтобы удобнее было перелезть через перила, но… К моему удивлению, вторая свободная рука тут же последовала за первой, ухватилась за ту же трубу, и я превратился в человека набекрень. Я стоял на карнизе в крайне неудобной позе и мёртвой хваткой держался обеими руками за расположенную сбоку, вертикальную трубу. Дикость ситуации заключалась ещё и в том, что я не мог отклеиться от трубы, чтобы перелезть обратно на балкон (прыгать я уже раздумал, неожиданно решив пойти по стопам Анны К., и свести все счёты посредством локомотива). Не знаю, сколько я простоял в таком скособоченном состоянии (по любым прикидкам – очень, очень долго), но вывел меня из технологического ступора крепкий мужской бас, раздавшийся из‑за полуприкрытой общественной двери на балкон. Кто‑то сюда приближался, возможно, с намерением перекурить на верхотуре. Пальцы мои волшебным образом разжались и я, мало уступая воздушному цирковому акробату, за несколько миллисекунд переместился обратно на надёжную бетонную твердь балкона. Потом юркнул в дверь на противоположном конце, чтобы не встречаться со спасителем, и одним духом сбежал по лестнице до второго (от греха подальше) этажа, где сел, прислонившись к перилам спиной. Я три раза вытаскивал из кармана куртки пачку с единственной оставшейся в ней сигаретой, брал никотиновую палочку пальцами, подносил ко рту и убирал обратно. Я так и не решился закурить, хотя желание меня обуяло просто непреодолимое. Не решился, потому что не смог нарушить клятву, какой бы смешной эта принципиальность в данной ситуации не выглядела. Что ещё за клятва, спросите вы? Об этом расскажу немного позже.

В свете вышеизложенного нетрудно догадаться, что кавер на несчастную литературную героиню у меня тоже не задался. Причём, ещё на стадии теоретических изысканий. Я слабо представлял себе весь процесс. Это что, завидев приближающийся состав, мне придётся бежать сломя голову и падать на рельсы? Договориться с моими ногами (после губ и рук) на такую авантюру явно нереально. Если только лечь поперёк ейного (состава) пути заранее, но… чёрт побери… Я увидел себя, уютно устроившегося на шпалах и, например, приближающегося ко мне обходчика в ослепительно оранжевом жилете, или грибника, вышедшего из леса к насыпи… и поёжился от неловкости.

Может что‑то ещё? Верёвка? Но её надо купить в магазине. Я не сомневался, что продавец сразу обо всём догадается: и даже так отчётливо представил его презрительный взгляд, что у меня свело пальцы на ногах. К тому же куда её приделать? Снять люстру и использовать крюк? Но он такой хлипкий, что вряд ли выдержит. Люстра то едва‑едва держится, а я, несмотря на врождённую худобу, всё же, вешу больше потолочного светильника.

Пистолет или ружьё? Но откуда у меня они? Где их взять? Как ими пользоваться? Какие нужны патроны? В интернете прочитать? Какой‑то получается сложный в совокупности план, который реализовать полностью с моими‑то способностями очень маловероятно.

Резануть тупым столовым ножом по запястью? Ну уж не‑е‑е‑е‑т!! Меня аж два раза всего передернуло от такой фантазии.

Что тогда остаётся?

Вот уж никогда не думал, что передо мной встанет такая простая и одновременно невыполнимая задача. Но надо было смотреть правде в глаза. Я собирался покончить жизнь самоубийством, однако по ряду причин и из‑за своей трусости не мог этого сделать. И смех, и грех!

И тут я вспомнил Мальвину. Вернее, не столько её, сколько то, о чём она мне говорила в конце нашей единственной в жизни встречи.

 

Возможно, проникнувшись историей, вы сейчас почувствовали себя этаким киношным переговорщиком, что в критический момент подкрадывается к парню, собирающемуся прыгать с моста. «Эй, друг, – говорят такие спецы, рисуя на лице обезоруживающую улыбку, – давай обсудим твою проблему, прежде чем ты сделаешь шаг… Ведь ни одна проблема не станет весомее, если её просто обсудить». Так вот, если вы сейчас мысленно такой чувак (или чувиха), и как бы обращаетесь ко мне, то давайте обсудим, ок. И вы уже сами решите, прав я или нет.

Конечно же, не прав, говорите вы сейчас себе мысленно. Тем более странно такое обсуждать с парнем, у которого на столе валяется полляма «деревянных». Но вы вначале выслушайте.

Только наберитесь терпения. Ведь сейчас вы уже не переговорщик, а психотерапевт, расслабленно устроившийся в мягком кресле перед пациентом. У вас очень глубокомысленный вид (как у большинства шарлатанов) и вы серьёзно киваете, как бы поощряя меня к откровениям.

Да и пожалуйста, мне не жалко.