Спутанные частицы

Честно признаться, я в ту ночь был не на высоте. Сказались перипетии прошедшего дня и моё вечернее перепитие в баре. Короче говоря, то, за что я отдал все накопленные за полгода деньги, подразумевая часовое развлечение, закончилось в течение двадцати пяти секунд.

– Слушай, – сказала Мальвина, вытираясь салфеткой. – А можно я у тебя переночую? Работы на сегодня нет больше, а домой ехать не охота. Тем более я полбутылочки вискаря спи… ла!

Последний аргумент, невзирая на начинавший медленно кружиться надо мной потолок, показался мне вполне убедительным.

Мальвина голая сходила в прихожку, принесла бутыль и стаканы, плеснула в них на два пальца, и мы выпили.

И тут Остапа понесло. На меня напало настоящее ораторское недержание, и я непрерывным потоком принялся излагать Мальвине историю своей жизни в таких подробностях, что мне позавидовал бы и Цицерон. В конце своего затянувшегося стендапа я признался, что потерял цель и, вероятнее всего, завтра все газеты выйдут с моим скоропостижным некрологом. В тот момент мне казалось, что город оценит мою кончину, как очень значимое событие, и сиё, непременно, найдёт свой оклик во многих СМИ.

– А давай я тебя закажу, – неожиданно сказала Мальвина, глядя на меня пьяными глазами.

– Ты дура, что ли? – вначале не понял я. – В каком смысле?

– У меня у племянника контора шик‑блеск‑красота, – пояснила девушка. – Работают чисто и следов не оставляют. Мне сделают по блату. Раз и готово! – она подняла стакан, предлагая чокнуться.

– Ты о чём толкуешь‑то? – машинально стукая в её стакан своим, переспросил я, ощущая в мозгу пшеничную кашу, в которой резвятся электрические угри.

– Какой ты глупенький. Ну, они заказ берут. На устранение. Киллеры. Только ты никому.

До меня потихоньку начал доходить смысл её слов.

– То есть ты хочешь, чтобы они меня… того?

– Ты же сам сказал, что хочешь самоубиться. А они в этом деле профи.

Я стал смеяться. Предложение Мальвины мне показалось ужасно весёлым. Я смеялся и смеялся. Девушка вначале недоверчиво на меня поглядывала, а потом и сама стала подхихикивать.

– Профессионалы, – я бил себя по коленкам, не в силах сдержаться от распирающего меня веселья, и выходил всё на новый и новый виток безудержного смеха.

– Ага, – поддакивала Мальвина и быстро‑быстро, как китайцы на ярмарке, трясла головой.

Самое любопытное, что утром, когда я проснулся (вернее, в обед, какое там утро), я увидел на тумбочке визитку фирмы племянника, о котором говорила Мальвина. Она оставила мне этот картонный прямоугольник, приложившись к нему на прощанье своим накрашенным ртом: поперёк названия компании алел неровный отпечаток её губ.

 

С тех пор прошло двенадцать месяцев.

А неделю назад я встретил Какашу.

На самом деле его звали Кирилл, в своё время он учился в той же школе, что и я, только на два класса младше. Не знаю, чем руководствовались его родители, нарекая сына таким именем. «А что такое?» – спросите вы. Кирилл и Кирилл, нормальное незашкварное имя. Само по себе да. Но не с такой фамилией. Фамилия у Кирилла была – Кашин. То есть, в итоге получилось «К. Кашин». Ка‑Кашин. Первый же одноклассник, обративший на это внимание, поставил в жизни Кирилла вечную вертикальную перекладину, разделив её (жизнь), как любят сейчас говорить, «на «до» и «после». Был Кашин Кирилл, а стал – Какаша.

Сейчас Какаша вместе с пятью компаньонами держал забегаловку «Два поэта» на углу Пушкина и Мандельштама.

По правде говоря, я не то, чтобы его встретил, просто зашёл тогда в насквозь пропахший маргинальными запахами зал забегаловки, чтобы поинтересоваться, нет ли какой работёнки –грузчиком там, официантом, или, если уж совсем повезёт – учеником бармена. Часы показывали полдень понедельника и народ в «Двух поэтах», можно сказать, отсутствовал как класс. Какаша сидел в центре зала за столиком и пересчитывал кэш за предыдущую смену. Перед ним находилась скомканная куча ассигнаций, которую он аккуратно раскладывал в две стопочки: сильно мятые купюры и не сильно.

– А, это ты, – сказал он, не поднимая головы, когда я приблизился к столику. Такой фразой он встречал абсолютно всех потенциальных собеседников.

– Ищу работу, – я сразу взял быка за рога, чтобы не размазывать кофий по кружке.

– Если ты… – начал Какаша.

– Любую, – перебил его я, уточняя своё резюме.

И тут совладелец бара на несколько секунд задумался, что меня насторожило. Обычно за ним такое не водилось.

– Есть один вариант, – туманно произнёс он, поднимая глаза.

Я заинтересованно присел на стул, ожидая, впрочем, очередного подвоха. Ждать от Какаши выгодного предложения было невозможно.

– Рокки искал человечка, да так и не нашёл, – сообщил Кирилл, снова опуская глаза. – Рискованное дельце, но и бабки хорошие.

– Что же никто не согласился? – резонно поинтересовался я. Рокки я шапочно знал. Прозвали его так, потому что он, занимаясь боксом, в ранге фаворита умудрился проиграть какому‑то стажёру‑новичку и вскоре со спортом завязал. Но не завязал с криминалом.

– Рискованное потому что дельце.

– Ты же знаешь, я с наркотой не связываюсь, – вздохнул я, прекрасно зная, на чём живёт Рокки.

– Дело хозяйское, – в свою очередь вздохнул Какаша. – Но бабки крутые.

Я мысленно прикинул шланг к носу. После «Двух поэтов» я рассчитывал зайти в парк, где мне уже третий месяц обещали место карусельщика, но шанс на благоприятный исход мероприятия болтался около нуля. Больше идти мне было некуда. Долг в микрозаймовой конторе к этому моменту достиг у меня шестидесяти восьми тысяч целковых и рос как на дрожжах (мне ведь приходилось на что‑то жить и платить за хату).

– Дашь его номерок? – тогда сказал я, как мне показалось, совершенно не своим голосом.

– Дам, только ты поторопись. Рокки ждать не любит.