Сто двадцать третья, на выезд!
Я знала, что вы меня услышите…
Дают нам с доктором повод к вызову «плохо с сердцем» к даме 80 лет. Вызывает полиция, а в примечании написано «ждут спасателей вскрыть дверь».
Все как всегда. Одинокая бабулька упала дома, встать не может, дверь открыть не может, соседи услышали крики и вызвали полицию, а те спасателей и нас. Все как всегда.
Пятиэтажка. Очень неудобный подъезд к которому наша машина близко не может поставиться. Вертелись, вертелись и так, и эдак, но пришлось за километр встать и приютиться рядом с машинкой полиции.
Взяли ящик, кардиограф. Третий этаж. Встречает полиция. Трое парнишек в форме, из карманов которой торчат постоянно бурчащие рации, в бронежилетах и с автоматами наперевес, уставшие, кому‑то все время звонящие по мобильникам.
– Мы тут уже час. Спасатели все никак не едут, хотя им ехать‑то всего ничего, они же недалеко, – вздохнул один из них.
– Она хоть живая? – интересуется мой доктор
– Да. Слышно, как она там в квартире стонет. Мы даже с ней переговаривались через дверь.
Подошли тоже к двери, постучали, позвонили в звонок. Тишина.
– Затихла что‑то…, – вздохнул полицейский. – Может быть, сознание потеряла… Бабуля!!! Бабуля!!! Отзовитесь!!! Скорая приехала, сейчас спасатели приедут и дверь откроют! Слышите меня!!! Отзовитесь!!!
Где‑то в глубине квартиры что‑то зашуршало, потом послышался приглушенный стон.
– Кошка там у нее живет. С кошкой‑то что? – это выглянула из‑за спины полицейского соседка.
– Да мы вот о кошке сейчас меньше всего думаем… Идите‑ка вы домой к себе, – попытался убрать любопытную соседку мальчик‑полицейский.
Та, обиженно бормоча: «ну это же я ведь вас вызвала, это вот я все услышала и вызвала», ушла к себе на этаж.
Время тянулось медленно. Мы с доктором стояли, подпирая стены около окна, глядя на золото осени и ловя тепло солнечных лучей, полиция сидела на ступеньках подъездной лестницы, я дивилась взглядом на их автоматы и бронежилет, и то и это так хотелось потрогать, примерить на себя. Интересно, бронеки сильно тяжелые?
– Пойду‑ка я за волокушами схожу. Чую, что там все не очень хорошо… Что бы уж сразу погрузить и вперед.
Сказав это, я отправилась вниз. Просто стоять уже устала и решила размять ножки. Внизу встретился водила.
– Что там у вас?
– Ждем‑с спасателей дверь вскрывать.
Взяла волокуши, привела с собой любопытного водителя. Стоим все вместе. Ждем, болтаем о всяком разном. Нашего водителя больше всего интересует, не нашли ли тех маньяков, которые стреляют по колесам и убивают водителей на трассах.
– Нет…, – качают полицейские головой. – Не нашли…
И вот после получаса ожидания к нам спешат спасатели.
Их так много… Целых шесть штук. С инструментами самыми разными, с чемоданчиками, в спецодежде и в таких сапожищах… Ох…
Одну дверь вскрыли довольно быстро, там замок был фиговый, а вот вторую, железную, застопорились…
Грохотали так, что уши чуть не взорвались. Кажется, весь подъезд высыпал из своих квартир спросить, что это там такое происходит и был послан обратно к себе.
Дверь, конечно, сделана была на совесть.
– Вот поэтому я и запрещаю своей матери устанавливать железную дверь. Вот поэтому. Фиг ее вскроешь, если что, – бурчит наш водила.
Замки не поддавались. Спасатели чертыхались. Один они вскрыли, но был еще второй, какой‑то скрытый, который непонятно где и как.
– Забаррикадировалась бабуля…
И только когда притащили болгарку, все пошло к развязке. Искры, вонь и грохот сделали свое дело, отломанную дверь оттащили, дым рассеялся и…
– Да, она здесь лежит. Идите, скорая, – пропустил нас в дверной проем спасатель.
Зная уже, что к чему на таких вот вызовах, мы заранее позаботились о своем комфорте и нацепили маски, внутрь маски положили влажную ароматную салфетку, но все равно запах проникал сквозь все барьеры… Сладкий запах гниющей плоти и вонь испражнений…
Захотелось блевануть, но мы же профи – все нормально, глаза лишь заслезились, ища в полутемном узком коридоре человеческое тело.
Вот и оно. Лежит ничком, лицом в пол. Дышит… Стонет…
– Бабуля! – окликнули мы тело
Тело подняло голову.
Ее глаза уставились на нас, по щекам текли слезы…
– Я знала, что вы меня услышите… Знала…, – прошептала она одними губами. – Можно мне попить…
Пока доктор начал осматривать ее, я метнулась на кухню. Очень приличная квартира, чисто все убрано, на полках кружечка к кружечке, полотенца чистые, кружевные нашивочки на стульчики. Столик, плита – все чистое и отмытое. Так все приятненько. Чувствуется, что бабуля следила за квартирой.
Налила в кружку воды. Назад к бабуле. Как она пила! Это надо было видеть! Она тряслась всем телом, пытаясь перевернуться хоть как‑то (лежала на животе), что бы припасть к кружке. Когда мы вошли, казалось, в ней еле теплилась жизнь, но тут она собрала все силы, что бы пить, пить и пить. Глотала жадно, обливаясь, пыхтя. Кружка была пуста за считанные минуты.
С помощью спасателей бабуля была вытянута в светлую комнату, где мы могли уже с ней нормально работать.
И тут нашему взору предстала нелицеприятная картина. Ее ноги сверху до низу – это один сплошной пролежень, гниющий пролежень, на груди тоже гнойные пролежни.
Бабулька‑то полная очень, жира много, кожи много – вот поэтому так и получилось.
С трудом преодолевая подкатившую тошноту, бинтую ее ноги. Позиционное сдавление. По идее, надо ведь жгуты накладывать, но вот куда? Там ноги прямо от паха и до самых стоп – гниль, там даже живот и грудь тоже гниль. То есть вся передняя часть бабули – большой такой гниющий пролежень… Жгуты накладывать не стали. К тому же правое бедро оказалось вывихнуто. Забинтовала ноги, наложила повязки на весь этот ужас…
Доктор пытает бабулю кубиталкой хоть куда. Но вен нет. Совсем нет. А давление 60 на 40… Капать по‑любому надо. На локтях тоже пролежни, но не такие уж что бы совсем все плохо, но вот вен нет. Скорее всего, перераспределение крови произошло.
Вторая кружка воды осушена. Бабулька постепенно оживает. Уже может связанно говорить с нами.
