Странствующий шторм

Автор: Айара

Возрастное ограничение: 16+

Текст обновлен: 30.05.2023

Аннотация

Араши Тору родился хафу (полукровкой), когда в Японии еще не было моды на европейский разрез глаз.С детства Тору дружит с морем, представляет себя драконом и мечтает стать доблестным полицейским, как его погибший отец.Реальность оказывается куда сложнее, суровее и красочнее того пути, который наметил себе мальчик.Странствующий Шторм – это история о силе духа, смелости выбирать мечту, тернистом пути к себе, настоящей дружбе и… любви художницы и шамана, который еще не знает, что он – шаман.

Странствующий шторм

Айара

Иллюстратор Дарья Левчук

ISBN 978‑5‑0059‑2346‑2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

моим родителям.

_____1_____

3‑е ноября 1981 г. – октябрь 1987 г.

Всё началось пятнадцать лет назад. В первых числах сентября, на пляже Юумигахама (что в двух с половиной часах езды от столицы), когда солнце висело высоко над водой, песок обжигал кожу, а плавленый воздух не заталкивался в легкие. Или всё началось двадцать четыре года назад? На берегу Японского моря, в Фукуоке, ветреным днем мая, когда море катило к берегу волны и шипело, врезаясь в землю. Нет… всё началось в Токио. Тридцать пять лет назад. Я родился в Аракаве – специальном районе «Восточной столицы» [1], где «нет ничего, кроме грохота поездов», как услужливо подсказал мне на ломаном японском один русский писатель, когда мы ждали своих пересадок в токийском аэропорту. На самом деле я не помню ни рельсов, ни грохота, ни гудков, как не помню и крохотной квартирки, где ютилась мои родители сразу после свадьбы и где потом, по словам бабушки, по полу были разбросаны мои оранжевые кубики. Через полгода после моего рождения наша семья перебралась в Янаку – тихое место рядом со станцией Ниси‑Ниппори. Родители отца уступили нам свой дом, а сами переехали в Киото.

Меня назвали Араши Тору, что означает – «Странствующий Шторм», чем раз и навсегда определили мою судьбу. Отец был комиссаром Центрального полицейского управления. Мать – переговорщиком. Они погибли при исполнении, за два месяца до моего шестилетия. Воспоминания детства – как лоскутное одеяло. Лица родителей знакомы мне в основном по фотографиям. У отца были тонкие губы с ломаной полуусмешкой набок, прямой нос, высокие скулы на узком лице. И бледная кожа – на всех снимках. В любое время года. Я в большей степени унаследовал его черты. И мамин рост. Мама была высокой и тонкой как тростник. Мама не была японкой. Она родилась в Калифорнии и юность провела на побережье. Солнце, песок, плеск океана однажды поселились в ее глазах и остались там навсегда. У мамы были светлые волосы и глаза цвета предрассветного неба. Должно быть, поэтому мне достался светло‑карий.

По настоянию матери меня крестили, с тех пор присутствие ангела‑хранителя в моей жизни сочетается со шнурком сунгду [2] на запястье. Зелено‑красным. Крестный рассказывал, что мама прилетела в Японию на годичную стажировку, будучи клиническим психологом. И одним воскресным утром встретила в Фамирэсу – семейном ресторане, коих в Токио великое множество всегда уютных, разноцветных и приветливых, молодого инспектора полиции. Говорят, он так растерялся, увидев высокую блондинку, что встал как вкопанный посреди прохода, во все глаза глядя на «удивительную женщину». Затем вытащил из кармана сосновую шишку и подарил маме, сказав, что теперь им нужно вместе ждать, пока она расцветет. Крестный говорил: «С того момента им нельзя было жить порознь. Эти двое выглядели, словно их прошило ударом молнии. Во все времена молнии редко били в людей».

Позже мама ушла из медицины, поступила в школу полиции и стала переговорщиком в отряде отца. Она никогда не называла его «сан» [3], не умела проводить чайную церемонию и пахла фиалками. Летом она распахивала деревянные раздвижные стены – амадо и сажала меня к себе на колени. Лучи заходящего солнца скользили по дощатому полу. Ветер приносил в комнату прохладу и запах цветов. В саду пели цикады, сонно щебетали птицы. Мама читала вслух толстую черную книгу. Ее автор представлялся мне печальным бледным волшебником в темных одеждах, однажды поменявшемся местами с собственной тенью. Он жил в каменном городе, все дома которого были украшены покатыми красными крышами (я видел на картинке). От историй сказочника часто хотелось свернуться калачиком и крепко зажмуриться (щипало в глазах). До сих пор не понимаю, почему Элиза [4] не ушла вместе с братьями, а осталась женой короля? Разве можно быть с тем, кто покорно смотрел, как тебя ведут на казнь?

Когда мне исполнилось пять, отец рассказал про «Сити‑го‑сан» [5]. Весь день накануне праздника я представлял, как пойду в храм, и уже никто никогда не посмотрит на меня как на ребенка. Я отращу волосы, стану мужчиной и буду всегда защищать слабых! Следующим утром я проснулся до рассвета. С каждым шагом вниз по лестнице, чувствовал, что мое сердце стучит быстрее. На последних ступеньках, казалось – оно вот‑вот выпрыгнет! Я выглянул из‑за перил и увидел в гостиной отца. Он подарил мне боккен! Светлый меч с абсолютно гладкой ручкой, он бесшумно рассекал воздух. Я целый год мечтал стать самураем! Отец несколько месяцев вытачивал этот меч из бука. После «Сити‑го‑сан» он каждый день учил меня драться…