Светорада Медовая
А ведь и впрямь, поглядеть добру молодцу было на что. Чуть поодаль боролись в захват опытные кмети[1], подсекая друг друга на утоптанном снегу; здесь же с азартом сражались на длинных жердях молодые воины: они сходились, нанося удары с замаху, или отступали, ловя выпад противника выставленной поперечно длинной палкой. В дальнем углу будущие ратники уворачивались и отскакивали от многорукого деревянного истукана, вращавшегося на шарнирах; особо занятно было поглядеть туда, где два витязя упражнялись на мечах, а крепкий коренастый воин в надвинутой на глаза темной овчинной шапке, давал им дельные советы. Но больше всего внимание Стрелка привлекли молодые воины у мишеней. Луки у них были длиннее, чем он привык, зато, видать, тугие и крепкие – стрелы с них срывались стремительно и ударяли в плетеные мишени с такой силой, что нарисованные углем метки осыпались на снег темной пылью, а сами мишени мелко подрагивали на столбах‑подпорах.
– Эх, хорошо стреляют! – невольно похвалил он умение стрелков‑ростовчан.
– Ага. Почти как ты, – отозвалась Света, на что Стрелок обернулся так резко, словно жена толкнула его. Однако, заметив ее смеющиеся глаза под рыжим мехом, перевел дух.
– Никогда так не говори, Светка.
– Не буду. Думаешь не знаю, что я жена самого лучшего стрелка в подлунном мире? Ты же соответствовать моему выбору моему выбору должен!
Стрелок усмехнулся, небрежно надвинув жене на глаза пушистую шапку, за что получил шлепок по руке. Но тут вернулся Кима и тот воин в мохнатой черной шапке, который ранее следил за упражнениями воинов с мечами. Отвлечь воеводу от обучения мечников мог не всякий. Кима имел на это право, поскольку был его сыном. Он так и представил родителя: «Воевода Нечай Новгородец, отец мой».
Ростовский воевода оглядел пришлых водянисто‑голубыми глазами, казавшимися чересчур светлыми и какими‑то невыразительными под темным мехом шапки. Но взгляд у него был цепкий, внимательный. Слушая, что говорит ему сын, он только кивал, но как‑то отстраненно, будто больше своим мыслям, чем сказанному сыном.
Кима же трещал без умолку:
– Пусть меня лишит своей доброй милости Мэркугу‑юмо[2], отец, если я не привез тебе редкостного удальца, который не будет лишним в твоей дружине. Он умелый стрелок, я сам тому свидетель. А приехали он в Ростов от вятичей.
– Ну, дурному с места сорваться все одно что собаке почесаться, – произнес наконец воевода. Снял рукавицу, вытер запястьем нос – немаленький такой, широкий и уточкой, как и у Кимы. Но если Кима был приветлив и открыт, то его отец производил противоположное впечатление. Он не спеша оглядел пришлых – больше Стрелка, а на Свету глянул лишь мельком. – Думаете, вы тут приживетесь? Думаете, ждали вас?
– И тебе пусть пошлют боги здравия и удачи! – заулыбался в ответ Стрелок, обнажив ровные белые зубы.
– Да, да, конечно, – согласно мотнул кудлатой шапкой Нечай, не сразу сообразив, что не поприветствовал гостей, как полагается. – Спрашиваю, на что понадеялся, сюда прибыв?
– В дружину твою хочу наняться.
– Уверен ли, что сгодишься?
– Отчего ж нет? Я хороший стрелок. Не хуже твоих буду, а то и получше.
– Среди моих все хорошие стрелки, одним больше, одним меньше – дружина не разбогатеет. А вот захотят ли тебя местные содержать и хлеб‑соль давать за свою охорону, еще неведомо.
– Даже так? – Стрелок вскинул брови. – Неужто вече созываете, когда очередного воина в дружину берете?
Нечай не уловил иронии в его голосе и стоял, почесывая лоб под мохнатой шапкой. Стрелок выразительно покосился на Киму, и тот посоветовал:
– Батя, ты проверил бы его.
– Сам знаю! – отмахнулся воевода, подивившись, отчего раньше не догадался сделать это, и обратился к пришлому: – А ну‑ка пойдем к мишеням.
Стрелок будто этого и ждал, соскочил с саней, стал на ходу вынимать лук из налуча.
Света перевела дыхание. Что ж, теперь небось сладится. Чтобы ее Стрелок да не справился – скорее лешие за булат начнут лапами хвататься[3], чем ее милый не подивит кого угодно своей ловкостью да меткостью. И она даже не пошла смотреть, осталась сидеть в санях, отвернувшись от глазевших на нее кметей. Поправляя обмотку на рыжем меховом онуче, она вдруг заметила, как на нее упала чья‑то тень. Девушка подняла глаза и ахнула. В первый миг показалось, что перед ней явился сам пригожий Ярила[4], так хорош был незнакомец: высокий, статный, с правильными тонкими чертами лица. Голова красавца была не покрыта и на его широкие плечи серебристой волной ниспадали длинные волосы, причем у одного виска они были зачем‑то заплетены длинной косицей.
Он подмигнул девушке в санах:
– Здрава будь, девица!
Это было произнесено по‑словенски, но с иноземным выговором. Варяг, сразу поняла жена Стрелка. Да и его рост – он был повыше многих – и выправка указывали, что этот красавец из той воинственной породы людей, которые прибывали на Русь из‑за холодного Варяжского моря[5]. Да и под его расстегнутым полушубком была видна мелкокольчатая рубашка‑кольчуга, а из‑за плеча торчало древко копья с длинным острым наконечником. Там, где Света раньше жила, было немало таких, однако в последнее время ей пришлось проживать в глухих лесных племенах, и встретить вдруг викинга‑варяга стало для нее неожиданностью. Да и таких красавцев Свете еще не приходилось видывать в своей жизни.
– Да будет с тобой сам добрый Бальдр, храбрый ясень стали![6] – обратилась она к нему на скандинавском языке.
Приветливая улыбка осветила лицо молодого варяга. Он чуть склонил голову, окидывая девушку более внимательным взглядом, и в его зелено‑голубых глазах мелькнуло изумление.
– Похоже, что и в тебе течет кровь потомков Аска и Эмблы, да, береза нарядов?[7] – спросил он.
[1] Кмети – полноправные, умелые воины в дружине.
[2] Мэркугу‑юмо – покровитель людей.
[3] Лешие – лесная нежить – не могут касаться изготовленного руками людей металла.
[4] Ярила – божество жизненных сил, плодородия и людской мощи; в сказаниях изображался в виде красивого молодого парня.
[5] Варяжское море – Балтийское море.
[6] Бальдр – бог света, доброты и весны у скандинавов; ясень стали – воин (такие поэтические иносказания у скандинавов назывались кенингами).
[7] Аск и Эмбла – по скандинавским верованиям первые люди, которых боги сотворили из ясеня и ивы; береза нарядов – девушка (кенинг).