Светорада Медовая
– Ай да я, – согласился Стрелок.
Их тут же окружили, зашумели, одобрительно хлопая по плечам.
Взволнованная Света стояла в толпе и гордо улыбалась. И хотя ее Стрелок сейчас был окружен воинами и ему было не до нее – его победа, была их общей победой. Однако в этот миг, когда оживленные кмети потеснили ее от поединщиков, и она, отступая, натолкнулась на кого‑то спиной, она ощутила, как кто‑то осторожно, но решительно подхватил ее под локти, а у самого уха вкрадчивый голос произнес:
– Доброго здравия тебе, краса несказанная.
Света быстро оглянулась. Тиун в своей длинной синей шубе на соболях выглядел боярином. Его карие глаза лукаво светились, молодое лицо разрумянилось, а зубы, как у волка – крупные, белые и красивые, один к одному, – влажно поблескивали.
– И тебе не болеть, приказчик посадницкий, – ответила девушка, обратившись к нему как к служилому, и с потаенным удовлетворением отметила, как на самодовольном лице тиуна стала гаснуть улыбка.
– А с чего ты взяла, что я приказчик? Меня тут все господином кличут, даже боярином.
Но тут рядом оказался светловолосый Скафти. Крепко хлопнул тиуна по плечу – тот даже пригнулся, отступив от девушки и отпустив ее руку.
– Привет тебе, Усмар Безбедный! – громко и весело произнес Скафти. – Моя сестра Асгерд передает тебе привет, а также сообщение, что она готова вернуться в твой дом, как только ты явишься за ней.
– А, смирилась‑таки. – Усмар кивнул, однако никакого воодушевления в его голосе не ощущалось. – Что ж, я готов вновь сойтись с ней, хотя она уж слишком горда. Не то что наши, словенки. – И повернулся к Свете: – Я ведь правильно угадал, душа девица? Ты не мерянка, а нашего, словенского корня.
– Усмар, тебя не должна интересовать чужая жена, – загораживая девушку, наступал на него Скафти. – А теперь идем. Аудун хотел с тобой поговорить.
И он решительно подхватил тиуна под руку и повел прочь.
А к Свете подошел веселый Кима.
– Идем, у санок подождем. Нечай повел твоего мужа к посаднику, челом за него бить будет.
После снежного ясного дня Стрелок не сразу разглядел в дальнем конце длинного помещения силуэты людей у печки‑каменки. Просто ступал за Нечаем, пока не разглядел собравшихся. И сразу понял кто тут посадник Путята: тот сидел в высоком кресле и разговаривал с местными шаманами. Сам посадник был лицом смугл, густые черные волосы подстрижены по‑новгородски в скобу, широкая, с сединой вкруг рта борода лопатой ложилась на вышитое оплечье алой рубахи.
Посадник лишь мельком глянул в их сторону и поднял руку, велев не мешать. Выслушивал шаманов. Те выглядели непривычно: все в меховых накидках, в башлыках, сшитых в форме звериных личин – волчьей, рысьей, у одного даже скалилась вставленными клыками медвежья голова, большая и, должно быть, тяжелая, а еще жаркая, если учесть, как раскалена каменка. Стрелку и самому стало жарко, и он скинул шапку, утер вспотевший еще во время поединка лоб. Его светлые пепельно‑русые волосы были заплетены сзади в косицу, только на висках выбивались, да еще длинный чуб нависал, ниспадая наискосок на синие глаза с хитрым прищуром. Держался парень гордо и прямо, и вовсе не из спеси – просто чтобы казаться выше, так как ростом он удался не более среднего. Зато был плечист и строен, как тополек, и даже в спокойном состоянии в нем чувствовалась сдержанная сила, готовая прорваться в любой миг.
Это и отметил посадник, неприметно разглядывая чужака. А там и с мерянскими шаманами дела уладил, встал и стал кланяться, отвечая на их поклоны, пока они, пятясь, отступали к выходу. Давно правивший в этом далеком от остальной Руси краю и став тут почти владыкой, он научился уважать местные обычаи и местный люд, поскольку опирался на них. И не было Путяте нужды каждый год посылать в Новгород за подмогой. Но от новых готовых вступить в его дружину людей, он бы не отказался. А этот парень с длинным чубом, как пить дать воин.
– Кого ты привел, Нечай? – опустился на прежнее место посадник.
– Кого не надо не привел бы, – отозвался Нечай, поправляя на голове лохматую шапку, словно это помогало ему собраться с мыслями. – Пойми, Путята, после набегов мордвинов и наших стычек с черемисой[1] прошлой осенью войско ростовское поредело. Набирать молодежь по мерянским селищам и обучать ее – дело долгое и непростое, сам знаешь, каковы они в воинской науке: стрелять ловки, а вот в сшибке сойтись – так себе. Не та юшка течет в их жилах. А этот парень из вятичей, они народ бойцовый и удалой…
– Если ты, Нечай, его одобряешь, то чего же мне артачиться, – добродушно сказал посадник. – Да вот только пусть он расскажет, как его судьба занесла в наши края. Тут тропы нехоженые, кто попало сюда не забредает.
Стрелок поклонился и поведал все то же, что и Киме говорил: служил у князя вятичей Держимира, но потом не сладилось у них и он решил отправиться с женой в другое место. А они слышали от купцов про удачливого посадника из Ростова, который и богат и порядок у него отменный, да и на службе воинов не обижает.
Стрелок говорил, как полагается говорить правителям: был у него опыт службы при князьях, знал, как подольститься. И даже заметил, как внимательно слушавший его Путята стал улыбаться в бороду. Ну а потом пришлось отвечать на другие вопросы: дескать, как долго Стрелок от вятичей к Ростову, по чьим землям шел. Посадник спросил даже, где они с Кимой познакомились. А потом вдруг огорошил пришлого, сказав:
– Не верю я тебе, паря. Ты ведь вятичем тут представился, однако я хорошо их знаю, не один год общаемся, и вот что я скажу – ты не их племени. Говор тебя выдает, не та речь, хоть и схожа. Зачем ложь несешь? Отчего не признаешься, откуда ты родом и что за нужда в путь отправила?
Стрелок пятерней убрал с глаз длинные пряди волос, подумав: «Вот привязался! Не все ли тебе равно?» Его так и тянуло надерзить: мол, где был, там меня уже нет, но все же сдержался.
– В чем‑то ты угадал, посадник, – тряхнул он чубом. – Родом я из племени лесной дрегвы – слышал о таких? Да только давно я оставил свой край, чтобы служить у князя вятичей Держимира. Ну а службу у него оставил, когда Держимир стал на жену мою затрагивать. Света моя ведь краше летнего дня будет. Вот и пришлось нам зимой уходить куда глаза глядят. Вернее куда нам посоветовали добрые люди: к тебе в Ростов.
– Так ты еще с бабой явился? – развел руками посадник.
– Что в этом странного? – осклабился Стрелок.
– А то, что если я тебя возьму под свою руку, то только потому, что воины мне нужны. Воинское дружинное побратимство, оно полной отдачи требует, чтобы воин позабыл и о роде своем, и о семье. Мои дружинники только в крепости живут, готовые, если нужда, в любой миг сорваться на дело. Вот тебе и придется сговориться с кем‑то из местных, кто примет твою жену на постой и кормление. Но учти: зима на исходе, закрома у людей опустели, последнее по сусекам выскребают, и никому лишний рот не нужен.
Стрелок чуть нахмурился.
– За жену я бы заплатил мехами.
[1] Мордвины, черемиса – финно‑угорские племена.
