Таежное смятение чувств. III. Полет
Непонимающе потерев щеку, девушка прищурила глаз, потянулась вся к матери и выдохнула заинтригованным вопросом:
– К чему?
– К тому, моя девочка, что после того как ты стала его законной женой, некоторые не очень‑то хорошие особы начнут назло тебе сообщать о том, что у Зимина было много отношений с другими женщинами! Я к тому, чтобы ты была готова к этому!
– Я знаю… – пожала Ника плечиком. – У меня с Зиминым был договор, и я ему до нашей свадьбы в этом вопросе дала полную свободу! И он дал твердое слово, что после свадьбы будет только моим! Про всех остальных женщин и про тебя, мам, в том числе, он и думать больше никогда не будет!
– Одна у нас, Ника, надежда на его твердое слово…
Решив все вопросы с деканом факультета, Вероника не стала заходить в учебную аудиторию, чтобы лишний раз не мозолить глаза строгому педагогу, преподавателю по истории КПСС, дождалась в коридоре окончания третьей пары, схватила за руку самую близкую и самую лучшую свою подругу, потащила ее за собой.
– Это что, похищение? – хохотнула Инна. – Вчера надо было похищать подружку невесты, а не на второй день после свадьбы! Или ты решила, Ника, восполнить все пробелы именно сегодня?
– Поехали, Ин, со мной в гостиницу! Моего Зимина вызвали на пахоту, а мне жутко хочется с тобой о многом переговорить! – сияли восторженно глаза у Ники. – Я безумно счастлива…
Светло‑серое такси остановилось возле гостиницы «Россия». Девушки поднялись на одиннадцатый этаж. Шагнув к окну, увидав перед собой Кремль, Инна едва не выпала в осадок.
Минут пять она восторженно ахала и охала, мелькали в воздухе ее восхищенные до самого «не могу» руки, выделывали немыслимые пируэты, восторженно порхали.
– Умереть и не жить! – упала Полякова в глубокое кресло.
– Выпей‑ка, подруга! – протянула ей Шатова бокал шампанского. – Жить хорошо, а хорошо жить еще лучше!
– Я бы, Ник, всю жизнь хотела бы прожить рядом с этим окном с видом на Кремль! – вздохнула Полякова. – Повезло тебе!
– Да я же тут временно! – хихикнула Вероника. – Моего Зимина припахали в Москве на недельку‑другую, а потом он вернется в свою Сибирь, а я вернусь на нашу квартиру на Кутузовском…
Сопоставив все имеющиеся сведения, Инна пару раз моргнула и со всей прямотой и откровенностью спросила:
– Так это что, твои предки устроили для тебя столь шикарную свадьбу? А я думала, что это все твой жених! А он из провинции…
– Понимаешь ли, Ин, – потерла Ника кончик очаровательного носика, – я тебе расскажу, если ты, Инна, ничего всем остальным не выболтаешь. Я не хочу, чтобы и другие про это все знали!
– Я тебе обещаю!
Наполнив бокал подружки шампанским, Вероника в двух‑трех предложениях попыталась кратко поведать о том, что и как связывает ее саму, ее семью и семью Зимина. Инна слушала, моргала.
– И как ты, Ник, собираешься жить без него? – прищурилась и посмотрела Полякова на свою хорошую подругу.
– Даже и не знаю! – вздохнула Вероника. – Мне кажется, что еще одну долгую‑долгую разлуку с ним я уже не выдержу! И после того, что он делал со мной ночью! Когда его нет рядом со мной, мне кажется, что жизнь вокруг меня замирает. Начинаю считать по пальцам, сколько еще дней мой Зимин задержится в Москве!
Институтская подружка долго не решалась, но спросила:
– А ты, Ник, не боишься, что он заведет себе подружку в своей Сибири? Ты не допускаешь такой мысли?
– Нет! – сверкнула Вероника глазами. – Мой Зимин мне твердо обещал! А он свое слово крепко держит! И я его люблю…
Они и не заметили, как пролетел остаток дня…
Каждый день за Борисом заезжала служебная машина, и он отправлялся на работу, а Вероника шла в университет.
По вечерам они прогуливались по набережной вдоль Москва‑реки, мечтали о том, как они заживут вместе после того, как Борис окончит институт.
– Может, Зимушка, мне все‑таки поехать с тобой? – вздыхала юная девушка, смотрела на мужа влюбленными глазами.
– Ну, не начинай, моя девочка! – моргал и вздыхал Борис. – У меня у самого кошки на душе скребутся! Осталось всего немного. Я могу, моя девочка, прилетать к тебе каждую неделю! Плевать мне на деньги. Не в деньгах счастье…
– Ну, нет уж, Зимин, нет! – тряхнула Ника протестующей головой. – Второй катастрофы твоего самолета я уже не перенесу! Сиди уж там в твоей Сибири! Мне будет намного спокойнее, когда ты сидишь там сиднем в своей далекой и дремучей глуши!
– Давно она стала только моей? – хмыкнул Борис. – Быстро ты у нас, Принцесса, превратилась в заядлую москвичку!
– Ну, понимаешь ли, Зимин… – пожала плутовка плечиком. – Положение меня обязывает. Дочь крупного чиновника. Мать у меня преподает в престижном ВУЗе. Чем я не коренная москвичка…
Спорить с женой Борис предусмотрительно не стал. Себе же ему дороже обойдется. Порой его очаровательная Принцесса могла быть и упертой, и ничем, и никак не прошибаемой. Характер у нее был еще тот. Но именно за ее характер и за все остальное он и любил свою девочку больше всего на свете. Сам же ее и выбрал среди множества других претенденток на это место…
На пятый день напряженного труда над технико‑экономическим обоснованием заехал Волошин и сообщил новость дня:
– Меня, дорогой племяш, на заседании Политбюро назначили завом отделом ЦК. Ты пойдешь ко мне помощником‑референтом. Это, Борис Андреевич, окончательно решено!
– Так я же, Сергей Александрович, – тряхнул Зимин гудящей от волнения головой, – даже не закончил еще учебу в институте! Что‑то я вообще ничего не понимаю!
– Закончишь этот год в Москве! – улыбнулся Волошин. – Это для нас совсем не проблема! Тебя переведут…
Поняв, что вопрос с его назначением окончательно решен, назад ничего уже не переиграть, парень напомнил дяде:
– Я же, Сергей Александрович, хотел сразу после окончания института поступать в аспирантуру!
– И этот вопрос мы со временем решим! – кивнул Волошин головой. – Сначала ты с институтом разберись, а потом мы и дальше посмотрим. Для нас это тоже не вопрос…
Борис попросил водителя остановиться и вышел из машины за два квартала от гостиницы. Ему необходимо было все обдумать перед тем, как он выложит перед молодой женой столь потрясающую новость, которая перевернет всю их жизнь…
Как он и предполагал, поначалу Ника ему не поверила, подумала, что молодой муж над нею исподтишка прикалывается, разыгрывает ее, и недоверчиво хмыкнула.
