Тайна булгарских подвесок
– Заходите, не стесняйтесь. Тут безопасно. Дом мой. Пусть небольшой и без удобств, привычных в двадцать первом веке, но мне нравится.
Произнеся это, Даат поднял с крыльца две глиняные плошки, поставил на скамью и зажёг в них фитили с помощью искры, чиркнув небольшим камнем о металлический предмет. Потом взял в руки эти светильники и вошёл внутрь.
– Проходите же, – позвал из глубины жилища его мягкий голос.
Ребята проследовали внутрь, разулись по примеру хозяина. Миновали сени. Осмотрелись уже в комнате при мерцании огня ламп. Скудная обстановка включала небольшую цилиндрическую печку, обмазанную глиной, полати и широкий топчан, грубо сколоченную скамью и полки, прибитые к стене. Голова Роберта почти доставала до потолка помещения. Вместо стёкол в небольшие окна был вставлен белёсый материал[1].
– Где мы? – Роберт начал с главного сразу после того, как все расселись на скамье и топчане.
– Давайте для начала познакомимся. В вашем и когда‑то моём мире я – Дамир Халилович Маликов, профессор Казанского университета, доктор исторических наук. Хотя тут это мало кому интересно. Здесь все зовут меня Даат, и я занимаюсь… Впрочем, об этом потом. Расскажите о себе, кто вы, откуда, и как попали в это время?
Тени собеседников от тусклого света танцевали на стенах, создавая загадочный антураж. Роб округлил глаза и нервно хихикнул.
– Какое время?! Are you serious?[2] Мы все из двадцать первого века, правда, разных дат изготовления!
– Я – Эля, мне четырнадцать. Перешла в девятый класс гимназии в Казани.
– А я – Роберт, – покорился подросток мягкому вопросу в глазах профессора. – Мне – пятнадцать. Приехал на каникулы в Россию. Живу с мамой и отчимом в Америке, в Калифорнии. Осенью пойду в десятый класс. Мы с Элькой отдыхали в палаточном лагере около Камы. Во время грозы отстали от своего отряда, переждали дождь в лесу в заброшенной избушке. Вышли из чащи и напоролись на это всё, – развёл руками юноша, словно подытоживая свой рассказ.
– Приятно познакомиться. Вы, оказывается, мои земляки. Итак, меня зовут Даат, и на местном языке это означает «путь к познанию». Предвосхищаю ваш вопрос про местный язык. – Профессор поднял палец и улыбнулся. – Мы в древнем Булгаре, сейчас одна тысяча сто двадцать второй год, середина июня.
– Так, это вы и есть тот историк, что пропал и не приходит больше в музей истории Татарстана? – догадалась Эля, вспомнив, о чём судачили смотрительницы.
– Возможно, и я. А разве мы знакомы?
– Нет. Случайно подслушала разговор о вас и Мегере Мунировне.
– Как‑как? – недопонял Даат последние слова.
– Ой, о Неле Мунировне, – смутилась Элька и толкнула Роберта в бок. – Помнишь?
– Мы во что‑то влипли или это розыгрыш? – Юноша буравил глазами профессора, всё ещё не принимая его слова всерьёз.
– На дворе действительно двенадцатый век, мои дорогие. А как вы попали сюда, нужно разобраться. Но сейчас лучше поесть и поспать. Утро внесёт ясность в загадки.
Профессор встал, поискал что‑то в сенях и принёс кувшин с молоком, горбушку хлеба и терракотовую миску с холодной кашей.
– Ужин небогат, но завтра что‑нибудь придумаем.
Даат прихватил с полки два толстостенных глиняных сосуда, металлический нож, костяные ложки, похожие по размерам на чайные.
– Вот такая тут утварь, не удивляйтесь. Ешьте… – Он разлил молоко в небольшие чаши, вручил приборы притихшим ребятам.
– Посуда тут в тренде экологичного потребления, – одобрила Эля. – А что за каша? – Девочка набрала в ложку несколько разваренных зёрнышек из миски и стала разглядывать.
– Ожидали разваренную в кисель овсянку быстрого приготовления? – рассмеялся профессор. – Это ячмень. Похож на нашу перловку. Ассортимента супермаркетов тут не ждите. Но с голоду тоже не иссохнете. Ну, пару‑тройку килограмм скинете, я думаю. Тут все активно двигаются.
Дождавшись окончания ужина, профессор уложил ребят на широкие полати, которые называл саке. Полати начинались от печки и заканчивались у противоположной стены. С одного конца устроились перина, войлочное покрывало и подушка. Элька пощупала последнюю, внутри зашуршала солома. С другого конца широких саке Даат положил тулуп из чёрной жёсткой овчины и предложил выбрать каждому место для сна. Потом пожелал спокойной ночи и вышел на улицу.
– Элька, уснула? – зашептал Роберт из‑под тулупа.
– Нет ещё, но очень хочется, – зевнула подруга, поворачиваясь на бок на соломенной перине и укрываясь покрывалом.
– Что думаешь о профессоре?
– Мы знакомы несколько часов, ничего ещё не думаю. Первое впечатление приятное.
– Странно как‑то всё. Он нас встретил, к себе привёл, – не унимался Роберт.
– Ну, и прекрасно. Спать где‑то на улице или в поле было бы не то. И так натерпелись за сегодня.
– Пока мы тут в древних веках отдыхаем, нас олды[3] потеряли. Понимаешь, что напрасно ищут? – торопливо шептал в темноту подросток.
– И что? Как мы можем повлиять на то, что от нас на тыщу лет впереди? Роб, я не знаю, как и почему мы оказались здесь. Просто сейчас хочу спать. Ответы будем искать на свежую голову. Всё, гуд найт[4], – завершила разговор Эля и сомкнула потяжелевшие веки.
Нытьё парня неприятно удивило. Хотя в глубине души она понимала его и представляла себе переживания родителей. Но ничего же сделать невозможно. В такие моменты оставалось только притаиться и ждать.
– Пока мы тут застряли в Средневековье, нас признают пропавшими без вести. Все мечты и планы fell flat[5], – бубнил Роберт, хотя понимал, что его желания и в двадцать первом веке не сильно кому‑то сдались.
[1] В качестве материала для окон использовались бычьи пузыри.
[2] Are you serious (англ.) – вы серьёзно?
[3] Олды (от англ. подрост. сленг) – старшие, здесь: родители.
[4] Гуд найт (от англ.) – спокойной ночи.
[5] Fell flat (англ.) – провалились.
