Такое долгое странствие
– Вот шалун! – добродушно пожурил его Диншавджи и продолжил: – Сколько в Рошан достоинств! Выпьем за нее. Пусть все поднимут бокалы. – Он прочистил горло, приложил правую руку к сердцу и, не смущаясь трудностями с произношением звука «ж», продекламировал, обращаясь к Рошан:
Шелаю здоровья и денег побольше,
В общем, счастья шелаю, в шалаше и не только.
Снова раздались аплодисменты, все отпили из бокалов.
– Браво! – сказал Дариуш. – Браво!
И тут квартира погрузилась в темноту.
Несколько секунд царило то удивленное безмолвие с легкой примесью страха, от которого в таких случаях на миг перехватывает дыхание. Однако почти сразу снова послышалось обычное равномерное дыхание, и Густад сказал:
– Все сидите тут. Сейчас я достану фонарь из письменного стола и проверю, в чем дело.
Он включил фонарь, но свет оказался тусклым. Густад постучал вторым концом по столу – луч стал ярче.
– Проводи меня в кухню, – попросила Густада Дильнаваз. – Со свечами и керосиновой лампой мы, по крайней мере, сможем закончить ужин.
Пока она искала свечи и лампу, Густад подошел к окну и разглядел во дворе фигуру, чья походка узнавалась безошибочно, – Темул.
– Темул, сюда! Первый этаж.
– ГустадГустадГустадвсетемночерно.
– Да, Темул. Темно во всем доме?
– Дадавесьдомтемновсетемно. Фонаринадорогетемно. ВездетемноГустад. Темнотемнотемнотемно.
Диншавджи тоже подошел к окну, стараясь вникнуть в смысл диалога.
– Хорошо, Темул, – сказал Густад. – Будь осторожен, не упади.
Дильнаваз зажгла керосиновую лампу, света которой недоставало, чтобы осветить всю комнату, но стол выглядел очень уютно и заманчиво.
– Через эту черную бумагу даже свет от луны и звезд не проникает внутрь, – сказала она, не обращаясь ни к кому конкретно.
– Что это было – человеческий голос или «Декан экспресс»[1]? – поинтересовался Диншавджи. – Ты хоть что‑нибудь понял?
Густад рассмеялся.
– Это наш единственный и неповторимый Хромой Темул. Чтобы его понимать, нужна практика. Во всяком случае, проверять предохранитель не нужно: свет вырубился по всей округе, остается только ждать.
– Не надо ждать, – подхватил Диншавджи, – а то можно опоздать, в тарелку нечего будет набрать.
– Стихотворение за стихотворением! Ты сегодня в отличной форме, Диншавджи, – сказал Густад. – Отныне мы будем величать тебя Поэтом‑лауреатом[2].
– Лауреат‑Болтуреат – ничто, я – сын Матери Индии. Зовите меня Диншав Высокочтимый, индийский Теннисон! – Он выхватил у Густада фонарь и подставил его себе под подбородок, от чего его желтушное лицо приобрело зловещий вид. Ссутулив плечи, он начал обходить стол словно призрак, загробным голосом декламируя из‑под своей жутковатой «посмертной маски»:
Справа нежить, слева нежить,
Нежить прет со всех сторон.
Крови вашей жаждет нежить,
Лезет изо всех окон.
Все развеселились и захлопали в ладоши, кроме Дильнаваз, которая была почти в отчаянии из‑за того, что еда стынет. Диншавджи отвесил театральный поклон и вернул фонарь Густаду. Раскрасневшись от успеха и вдохновения, он снова продекламировал:
– Хоть темна эта ночь, страх гоните вы прочь, пировать будем в свете свечей! – И добавил: – Или керосиновой лампы.
– Совершенно верно, – сказал Густад. – Но – при свете или без него – я хочу произнести еще один тост. За Сохраба, моего сына, моего старшего. Удачи тебе, крепкого здоровья и огромных успехов в ИТИ. Учись так, чтобы мы все гордились тобой.
– Ура, ура! – закричал Диншавджи и пропел: – «Он славный веселый малый, он славный веселый малый, он славный веселый малый, и с этим согласны все»![3]
Все подхватили песенку и пели все громче и громче, так что никто не услышал, как Сохраб сказал: «Хватит», – пока он не закричал, перекрывая их хор: «Да прекратите же вы!»
Пение резко оборвалось. Все с застывшими лицами посмотрели на Сохраба. Тот сидел, сердито уставившись в тарелку. Свечи отбрасывали неверный свет, дрожавший и рыскавший от дыхания сидевших за столом.
– Еда совсем остыла, – нерешительно произнесла Дильнаваз, хотя это было последним, что волновало ее в тот момент.
– Да, давайте есть, – поддержал ее Густад, – но, – он повернулся к Сохрабу, – что все же вдруг случилось?
– Вовсе не вдруг. Меня уже тошнит от этого постоянного: ИТИ, ИТИ, ИТИ. Меня ИТИ не интересует, я не «славный малый» и не собираюсь там учиться.
Густад вздохнул.
– Говорил же тебе не пить рома. Это он на тебя так подействовал.
Сохраб посмотрел на него с презрением.
– Можешь обманывать себя сколько хочешь. Я все равно не поеду учиться в ИТИ.
[1] «Декан экспресс» – поезд, который отправляется ежедневно в 3 ч 15 мин и курсирует между городами Пуна (расположенном на плато Декан) и Бомбеем/Мумбаи.
[2] Поэт‑лауреат в Великобритании – звание придворного поэта, утверждаемое с 1616 года монархом, а в настоящее время по рекомендации премьер‑министра; традиционно поэт‑лауреат обязан откликаться памятными стихами на события в жизни королевской семьи и государства.
[3] Популярная приветственная песенка: «For he’s a jolly good fellow which nobody can deny».
