Тебя все ждут

Я сел на кровать и провалился в перины. Пахло душистым бельём. Меня придавили усталость и тишина. Я до сих пор держал в руках папку – мой договор. Внутри в кожаной петельке была вставлена ручка. Я пошарил в поисках выключателя, вспомнил, что электричества нет, чертыхнулся.

Правда, свечка, которую мне оставил Семён, горела достаточно ярко. Было странно, что язычок огня прыгал – а свет оставался ровным. Я обошёл комнату в поисках стула – ни одного. Ни кресла, ни табуретки. И чистых страниц в папке не было, ни одной. Но после подписей был заголовок «Технические условия» – и мелкий шрифт. Я кое‑как боком пристроился к тумбочке, перевернул «Технические условия» и написал на обороте: «Мариша!» Писать, сидя в мягких перинах, было неловко.

Напольные часы блямкнули один раз. В глубине дома отозвались другие, третьи. «Уже час ночи? – подумал я. – Половина? Без четверти?»

Мраморная столешница была холодная, маленькая, неудобная. Чтобы подумать, чтó написать дальше, с чего начать, я откинулся на подушки – и сразу же провалился в сон.

 

ЧЕГО ХОТЯТ ГЕРОИ, ИЛИ ЛЯЗГ

 

А. Ю. Орлов дважды упомянул некий лязг, якобы раздававшийся во время нашего с ним разговора. По первом прочтении я решил, что это авторская фантазия – либо технические помехи.

Потом меня осенило: часы! Я ношу часы на металлическом браслете и, когда разговариваю, иногда машинально снимаю их и перебираю звенья.

Когда я это понял, то испытал тревожное и неприятное ощущение, словно бы оказался в чужой стихии, попал во враждебную мне физическую среду. Как говорится, «рыба, которую вытащили из воды», – или наоборот, человек, которого неожиданно бросили в воду. Про меня сообщили нечто, чего я сам не заметил. Меня увидели (точнее, услышали) со стороны. Я превратился из шоураннера – в персонажа.

Это чувство опасности я бы хотел вам привить. Важно, чтобы с первых шагов вы осознали иноприродность ваших героев. Отсутствие твёрдой позиции в этом принципиальном вопросе заводит шоураннера в непролазные творческие и «моральные» дебри, сбивает настройки, провоцирует внутренние конфликты, приводит к профессиональному выгоранию.

Чтобы научиться правильно обращаться с героями, мы с вами должны понять: кто они? Из чего они сделаны? И главное, пожалуй: чего хотят?

Они сами ответят на этот вопрос. Наша с вами задача – услышать их.

Обратите внимание, как цепко и тщательно А. фиксирует, кто на него смотрит, а кто не смотрит, и на кого смотрит или не смотрит он сам. В одном эпизоде партнёр отворачивается от него, и это приводит А. в ярость. В другом случае происходит обратное: А. поворачивается к партнёру спиной – и преподносит это как долгожданный триумф.

Почему взаимное расположение на площадке вызывает настолько острые переживания? В чём здесь драма?

Я знаю, что у театральных актёров есть выражение «перекрыть». Это значит: физически заслонить партнёра от зрителей. Обычно все мизансцены разводятся так, чтобы этого не случалось. Но бывает, актёр в нарушение режиссёрских рекомендаций выходит к рампе.

Стоя на краю сцены, он как бы говорит зрителям: «Я звезда. Смотрите, смотрите на меня все!» Он греется в свете софитов – и в лучах зрительских взглядов. А реплики посылает в пространство, поверх голов.

Теперь представьте: что в это время делают остальные актёры? Если у них тоже есть реплики – куда они должны эти реплики направлять? Выбора нет: им приходится адресоваться к затылку коллеги, к его, выражаясь прилично, спине.

Получается, вышедший на авансцену не просто перекрывает партнёров. Он их унижает, ставит их в подчинённое положение.

Понаблюдайте за высокопоставленными политиками (за президентами, например), когда они не за столом переговоров лицом к лицу, а бок о бок – допустим, у них совместная пресс‑конференция. Вы заметите, что и тот и другой упорно старается не смотреть на коллегу. Иногда это выглядит очень комично. Например, один политик хочет что‑то другому сказать. Говорит, но при этом смотрит перед собой или в противоположную от собеседника сторону. А второй – тот, кто слушает, – как бы невзначай слегка наклонился вперёд, да ещё чуть‑чуть отвернулся. Потому что оба знают простое правило: на кого смотрят – тот главный. Если один ест второго глазами, а этот второй отвернулся, значит, первому что‑то нужно, он слабый, зависимый, а второй – старший, сильный.

Политики, как и актёры, – по природе скорее растения, чем животные. Они питаются взглядами. Они так вырабатывают хлорофилл.

В одном из писем, на основе которых составлен этот учебник, А. изображает встречу с более знаменитым коллегой и саркастически замечает, что тот его «озарил». Это не просто красивая фраза – это достаточно точное наблюдение. Я повидал немало известных актёров и говорю совершенно серьёзно: после того как человек проведёт годы под прожекторами, под объективами камер, а главное, под влюблёнными взглядами тысяч людей, – он начинает светиться обратным светом. Как море, за день нагретое солнцем, остаётся тёплым всю ночь.

Или полночи.

Или пару часов. А потом остывает. Как тело.

Самое страшное для актёра, физическое мучение – оказаться в тени. Это не вопрос славы и даже не вопрос власти, а вопрос жизни и смерти. Поэтому надо любыми способами выбиться на авансцену. Все остальные пусть остаются сзади, в моей тени. Их проблемы.

Я слышал истории о великих актёрах – А. И. Райкине, Аль Пачино, – которые вели себя исключительно скромно и незаметно, так что случайные зрители, оказавшиеся с ними, допустим, в гостях за столом, были даже немного разочарованы.

Объясню. Они были настолько известны, что все взгляды и так постоянно были прикованы к ним. Вот если бы рядом в этот момент оказался другой великий актёр, даю руку на отсечение: и Аль Пачино, и Райкин стали бы действовать точно так же, как их менее уверенные в себе коллеги.

Задача актёра – всегда, в любой точке пространства и времени, – чтобы внимание концентрировалось на нём. Он будет умным и тонким, произнесёт возвышенные слова (цитаты из прошлых ролей), если будет располагать обстановка. Если нет – он будет готов снять штаны, если иначе никак, отрезать себе, не знаю, палец. Выругаться. Подлизаться. Быть смешным, страшным, снова смешным, любым. Но только чтобы смотрели, чтобы хотели ещё.

Актёру неважно, кто рядом. Он больше ни разу в жизни не встретит этих людей. И тем не менее – вернее, как раз поэтому он готов для них абсолютно на всё – не для близких, а именно для далёких. Для новых. Близких‑то он давным‑давно съел и переварил, вытянул из них все лучи обожания, он должен двигаться дальше. Не обижайтесь, не возмущайтесь и не обвиняйте его. Он так устроен. Это его природа. Иначе он – не актёр.

Так дайте же им то единственное, что им нужно!

Не задавайте лишних вопросов: «Чего вы хотите?»

Они, скорее всего, ответят: «Любви! Только любви!» Не верьте. Это слова из роли.