Тебя все ждут
Вы помните, что декорация «Дома Орловых» была смонтирована в АСБ‑29[1] – в самой большой эфирной студии Останкинского Телецентра.
Если вы проведёте в здании Телецентра хотя бы несколько дней, то в какой‑то момент вас коснётся странное чувство безжизненности. Скорее всего, это произойдёт поздним вечером, когда опустеют останкинские коридоры.
В одном из писем А. Ю. Орлов (тот самый балбес в лосинах) упоминает коридор третьего этажа, который тянется вдоль телецентровского фасада почти что на полкилометра. Он кажется бесконечным, по правой стороне закрытые пронумерованные двери – почему это зрелище так угнетает? Может быть, потому, что для человека естественно находиться в доме, где комнаты можно пересчитать по пальцам. Одна‑единственная закрытая дверь – уже источник тревоги: вдруг в этой комнате Синяя Борода прячет мёртвое тело?
Закрытая дверь – как зудение зуммера, но когда этих зуммеров сотни, тревога не возрастает, а наоборот, притупляется. Такого же рода апатия и тоска охватывает посетителя любой большой канцелярии или тем более министерства. Представьте себе МИД, высотку, двадцать семь этажей офисов и подсобок. Теперь положите эту высотку горизонтально. Телецентр больше в два с половиной раза: кубатура высотки – 400 тыс. м3, объём «Останкино» – более миллиона кубических метров.
При этом Останкинский Телецентр – не обычное министерство. От коридоров отходит множество ответвлений, и если вы двинетесь внутрь, заплутаете в этих проходах, пазухах, закоулках, наугад выберете дверь, наляжете на поворотный рычаг, дверь неохотно откроется, вы заглянете в тёмную студию или в техническое помещение… и увидите, что Телецентр – это огромный завод: студии – те же цеха, а телекамеры, краны и осветительные приборы – те же станки и турбины; здесь тоже пахнет нагретым железом, резиной, горелой пылью, а за пределами студий вы постоянно слышите очень далёкого, но гигантского комара или пчелу: это жужжат доисторические кондиционеры, собранные, как я читал, зэками на Домодедовском машстройзаводе в 1960‑х годах, отмотавшие четыре срока и продолжающие гудеть и дрожать.
Вот у нас уже есть набросок художественного решения: пустой коридор уходит в тусклую бесконечность, как в дымку; по правой стороне – двери, двери, сотни дверей; камера очень медленно движется – не для того, чтобы миновать коридор, а наоборот, чтобы усилить ощущение безвыходности; висит фоновый гул…
И всё же любой настоящий завод, Домодедовский ли машиностроительный, Магнитогорский ли металлургический, как бы он ни пугал и ни подавлял нас, утончённых работников кино‑ и телеискусства, какие бы звероподобные заключённые там ни работали, любой действующий завод – это всё же некая очевидность, целесообразность. Завод производит что‑то реальное и, в этом смысле, живое.
А что производит Останкинский Телецентр?
Вообразим себе окна многоквартирных домов, подслеповатое голубое мерцание в этих окнах. Но даже экраны, жидкокристаллические дисплеи собраны не в Останкино, а в Китае, в Корее, в Калининграде. Телецентр производит лишь образы, изображения на экранах, мелькающие на одну двадцать пятую долю секунды и исчезающие навсегда. Останкино – все эти горы металла, цеха, склады, тихие зоны, эфирные АСБ, заключённые в звуконепроницаемые пружинные саркофаги: вы знаете? некоторые из таких студий способны выдержать землетрясение, чуть ли не атомный взрыв – не пошатнувшись, не моргнув объективом… – но что, собственно, здесь производится? Пустота.
Пустота плюс тщеславие.
Может быть, именно в этом причина странного изнеможения, которое настигает в останкинских коридорах. Не дешёвая мистика (мол, построено на месте кладбища, на костях, на останках – отсюда «Останкино»), не зомбирующее излучение, про которое любят шутить сотрудники Телецентра, и даже не электромагнитный фон, действительно очень высокий, оттого что всё здание нашпиговано проводами, – нет: я думаю, это душевное оцепенение перед лицом… точнее, перед безликостью пустоты.
Даже воздух тут неживой, неподвижный, пустой, как дистиллированная вода, без вкуса, без запаха. Им нельзя надышаться.
ПЕРЕХОД ХОДА
И вот вместо тупой мелодрамы мы получаем своеобразный жанровый сэндвич: костюмная сага плюс… как назовём?.. ну, навскидку, без лишней скромности – пусть будет экзистенциальный триллер.
ОК. Но мы же с вами не просто болтаем, мы учимся мыслить картинкой. Набросаем сценарий рекламного ролика.
…Нет, я не имею в виду трейлер «Дома Орловых», этих роликов было полно (см. ссылочки в приложении) – давайте представим трейлер учебника, вот этого, который у вас в руках. Я предложил вам два образа: сладкий, яркий, пышущий жизнью муфлон в лосинах – и безжизненный выморочный коридор Телецентра. Как мы два эти образа соединим?
Подумайте пару минут. Запишите то, что придумали.
Теперь сравните с моим вариантом.
Каким бы сложным ни было моё отношение к К. З. Тодуа, его афоризмы частенько приходятся кстати – сейчас, например, такой: «Кратчайшее расстояние между точками – это прямая».
Вернёмся к первой картинке. Наш кудрявый балбес поднимает глаза к потолку. Мы следуем за его взглядом и видим на потолке правильные ряды пятнышек. Приближаемся и различаем, что это не шляпки гвоздей, а крошечные объективы – каждый не больше, чем объектив смартфона… Бац! мы уже внутри объектива, как в глазном хрусталике, и видим героя внизу искривлённым, как через выпуклое стекло. Проламываем потолок (можно подкрепить движение треском гипсокартона) и поднимаемся над декорацией.
Осветительные приборы, фермы под потолком – у Орлова мы встретим подробное описание. Важно ощутить размер студии, почти двадцать тысяч кубических метров. Усилим контрастность: провалим всю студию в темноту и на фоне сплошного чёрного космоса дадим яркие стрельчатые лучи прожекторов, как рефлекторы в операционной.
Не замедляем движение камеры! С ходу врезаемся в стену АСБ‑29: прогрызаем звукопоглощающую обшивку, проламываем бетон (с шумом сыплется крошка) – и оказываемся во внутренностях межэтажного перекрытия: трубы, трубки, трахеи, артерии, провода, разноцветные, как на схеме в анатомическом атласе, узлы, сплетения, связки, волокна… Скользим вдоль проводов с электрическим звуком (на самом деле, такого звука не существует – но ведь какой‑то звук в вашей фантазии связан с электричеством: потрескивание? гудение? Когда нет времени, стереотипы прекрасно работают, используем не стесняясь: звук нужен секунды на полторы). Пробурившись сквозь этажи, выскакиваем в коридор – тот самый, ранее мной описанный коридор, вечерний, пустынный, тусклый. Далеко впереди в расфокусе – человеческая фигурка.
[1] АСБ – аппаратно‑студийный блок телевидения, состоящий из режиссёрской аппаратной и собственно студии, или павильона. (Здесь и далее примечания, равно как и фрагменты основного текста, помеченные значком, принадлежат шоураннеру.)
