Темный Лес
– А это что? Так я и знала… – Датива подняла с парты маленькую черную шкатулку с корявой надписью, вырезанной на потертой крышке в пятнах и разводах. Датива с негодованием уставилась на Мелампа. Он втянул голову в плечи, еще сильнее сгорбился.
– Я ему говорил, что не надо этого делать… А он мне: «Молчи, прикол испортишь», – сказал сосед Тампа по парте. Хлюпая носом, Сабир тыльной стороной ладони размазывал по щекам слезы и сопли.
Его полное серое лицо дрожало, точно желе.
– С тобой я после поговорю, – сказала Датива Сабиру. И тот сморщился, заплакал, тонко и тихо подвывая.
Завуч побросала вещи Тампа в его сумку, в том числе и шкатулку. Схватила сумку и устремилась к двери. Зевак из рекреации как ветром сдуло.
У самой двери Датива остановилась и, обернувшись к лесологу, который так и стоял у парты Тампа, поглаживая ладонью наморщенный лоб, словно пытался что‑то вспомнить, крикнула ему:
– Вам что особое предложение нужно? Пойдемте уже!
Меламп вздрогнул, растерянно посмотрел на ее.
– Да, да, конечно, – пробормотал он и последовал за Дативой.
Как только Датива и Меламп покинули кабинет, и дверь за ними закрылась, класс встревоженно загалдел.
Пока охранник силком тянул упиравшегося как бы Тампа к директору, кривляка пытался вырваться, вывернуться, выскользнуть и мимоходом заглянуть кому‑нибудь в лицо, чтобы окарикатурить, скорчить очередную рожу. Все кто попадался ему на глаза, тут же поспешно отворачивались, закрывали лица руками.
Долговязый жилистый старшеклассник замешкался и встретился глазами с как бы Тампом.
– Не смотри на меня! – закричал Герул по прозвищу Мосол.
– Смотри, не смотри на меня! Не смотри, смотри на меня!
Понес околесицу кривляка, вытягиваясь телом и лицом, на котором резко и выпукло выступили тупые скулы. Покатым холмом вырос лоб и с надбровными дугами наполз на глубоко запавшие глаза. Опять все натужно засмеялись. Мосол выругался и убежал, проклиная как бы Тампа, а заодно школу и весь белый свет.
11
Между тем директриса сидела за столом и писала отчет в департамент образования городской управы. Ивея подняла глаза, и ее взгляд остановился на снимке в овальной белой рамке, который стоял на краю стола. Дочь сидит на качелях и радостно улыбается, не подозревая, что ее ждет…
Ивея вспомнила последний разговор с Ашмой. Испуганная дочь умоляла отмазать ее от Леса.
«Я не могу ничего сделать, – с отчаяньем и в слезах сказала тогда Ивея. – Он выбрал тебя. А значит, быть посему. Если помешать Лесу, то будет только хуже. Ты же знаешь».
«Нет, не знаю, – сказала Ашма. – И ты не знаешь. Никто этого не знает. И что может быть хуже, чем сгинуть Там непонятно где?»
«Все что угодно»
– Все что угодно, – сказала Ивея, глядя на улыбающуюся, солнечную Ашму в белой рамке, вздохнула и вернулась к отчету… Она знала, что поступила правильно, как должна была поступить. Но вот сердцу не прикажешь. Ивею преследовало и угнетало чувство вины. В душе остался мутный осадок. Словно Ивея предала дочь…
За дверью раздались голоса. Один голос принадлежал охраннику, другой, дребезжащий и насмешливый, искажал голос Дора. Словно охранник громко сам с собою говорил и передразнивал.
В дверь торопливо постучали, не успела Ивея ответить, как дверь распахнулась, и охранник втолкнул как бы Тампа в кабинет.
– Это что еще такое? – Ивея раздраженно поглядела на как бы Тампа, который изворачивался и подергивался, потом на Дора.
Кривляка насмешливо посмотрел на Ивею.
– Что еще такое? – передразнил он директрису. Его лицо заколыхалось, перекосилось, приобрело форму сердечка, нос укоротился, утончился и вздернулся, глаза округлились, губы сложились бантиком.
Перед директрисой предстала ее ожившая пугающая карикатура. Ивее захотелось отвернуться от как бы Тампа, закрыться от него журналом, папкой, или тем же отчетом. Но Ивея остановила себя.
– Прекрати, – сказала она. – Сейчас же.
Кривляка отозвался дребезжащим смехом. Охранник встряхнул кривляку за плечи.
– Сейчас же прекрати! – сказал ему как бы Тамп искаженным до гнусавого комариного писка голосом директрисы.
– Это то, что я думаю? – спросила Ивея охранника.
Дор кивнул.
– Одержимый, что с него возьмешь.
Взгляд как бы Тампа соскочил с лица директрисы на фотографию в белой рамке. Пластичная пластилиновая физиономия смялась, изменилась, и Ивея увидела перед собой бледное широкое лицо с длинными лучистыми глазами, маленьким носом, бледными тонкими губами, – лицо дочери.
– Перестань! – испугавшись и разозлившись, выкрикнула Ивея. Она поспешно уронила фотографию в белой рамке на стол изображением вниз.
Охранник встряхнул кривляку за плечи, словно пытаясь вытряхнуть из него всю дурь и озорство. Как бы Тамп хохотнул, словно от щекотки.
– Скоро ты встретишься с ней, – сказал он директрисе.
– С кем? – спросила Ивея, холодея. Кожа на голове стала стягиваться и обрастать ледяными иголками.
– С дочерью. С кем же еще.
Ивея обмерла, вытаращившись на как бы Тампа.
Кривляка выкатил глаза на Ивею, отображая и шаржируя ее испуганное лицо.
– Это невозможно, – сказала Ивея.
– Невозможное возможно, – передразнил ее как бы Тамп.
– Не слушайте его, – сказал охранник и встряхнул кривляку.
Тот задребезжал ехидным смешком.
В кабинет стремительно вошла Датива, вслед за ней – растерянный Меламп, сильно сутулясь, нервно стискивая и потирая хрустящие пальцы, словно они озябли.
– Вот полюбуйтесь, – сказала Датива.
Она бросила рюкзак одержимого на стол, вынула шкатулку и придвинула Ивее.
– Полюбуйтесь, полюбуйтесь, – передразнил Дативу как бы Тамп, подергиваясь и извиваясь ужом.
Нахмурившись, директриса осторожно взяла шкатулку, покрутила ее в руках, попыталась прочитать корявую, словно впопыхах нацарапанную гвоздем, надпись на резной, заляпанной грязью крышке.
