Темный Лес
Заруб кивнул.
– Ага, вот он, голубчик… – Пасмур ткнул пальцем в книгу учета. – Курнут. Развлекается или скорее загибается на окраине. Улица Свободы дом 3 квартира 13.
– Он из этих что ли? – спросил Заруб.
– Злоупотребляет. – Сказал Пасмур.
Заруб усмехнулся и ушел.
Пасмур захлопнул книгу учета. Побарабанил пальцами по кожаной обложке, наморщив лоб и брови, косо посмотрел на гномофон, поднял трубку, осторожно приложил к уху, прислушался. Из трубки донесся мягкий шелест, словно ветер небрежно перебирал купюры. Пасмур осторожно положил трубку на рычаг, словно боясь, что гномофон возьмет и взорвется.
19
Полусонная Ашма лежала на старой кровати и, чувствуя, как пружины продавленного матраса впиваются в позвоночник, невольно и хмуро прислушивалась к тому, что происходило в соседней комнате.
Там уже третий день отрывался и отжигал отец. Его переполняла эйфория. Он похохатывал, пел и громко вел беседу то ли сам с собою, то с кем‑то невидимым, призрачным, который потешал и утешал отца. Смеясь и балагуря, отец всю ночь напролет чем‑то погрохатывал, словно передвигал мебель, и бренчал на расстроенной гитаре, сочиняя очередную песню.
В середине ночи он будил Ашму:
– Послушай то, что я только что сочинил!
Он начинал наигрывать и петь.
Ашма слушала его вполуха и смотрела вполглаза, зависнув между сном и явью.
Спев песню, Курнут смеялся и спрашивал Ашму:
– Ну, как?
– Отпадно, – говорила Ашма и зевала.
– Да‑да, вот именно отпадно. Роскошно, сногсшибательно! – отец искрился радостью. Его пронизывал радостный смех. Весь он так и светился весельем. Короче, он был сам не свой и не в себе. Вместе с гитарой он срывался с места и уносился в смежную комнату, шлифовать, доводить до ума или до полного безумия исполненную песню или сочинять новый шедевр.
Свою одержимость он называл вдохновением. А Демона Эйфории – взбаломошной музой.
И сколько так будет еще продолжаться? Одному Лесу известно. Одержимые часов не наблюдают.
А может, Ашме все это приснилось, так же как Темный Лес. Ашма не заметила, как опять оказалась в сумереченой холодной глубине…
Она прошла мимо раздвоенного ухватообразного черного дерева. Что‑то прошуршало и прострекотало за спиной. Она оглянулась… Позади нее покачивалось и подергивалось существо из черных клубящихся юрких веток. Она сорвалась с места. Существо кинулось за ней…
Ашма забежала в заброшенный домик с подслеповатыми окнами и захлопнула дверь. Комната заскрипела, покачнулась и стала вращаться. Передняя стена заняла место потолка. Входная дверь оказалась над головой. Ашма поняла, что очутилась внутри черной шкатулки. Входная дверь стала крышкой шкатулки. Крышка захлопнулась.
Ашма вздрогнула и проснулась. В изножье кровати сидел отец. Нахмурившись, он подозрительно разглядывал ее.
– Кто ты? – Спросил он.
– Твоя дочь.
Курнут покачал головой.
– Мою дочь забрал Лес. Ее больше нет.
– Но я же здесь. Вот она я. – Возразила Ашма
Курнут медленно покачал головой.
– Это не ты. Кто угодно, но только не ты.
Ашма молча отвернулась к стене, накрылась до подбородка одеялом. Курнут тяжело вздохнул, поднялся с кровати и ушел, шаркая, опустив голову и плечи.
Вскоре из другой комнаты послышалось бормотание. Курнут звал демона. И он пришел. И гитара задребезжала.
– Мою дочь забрал Лес! Ее больше нет! – Курнут расхохотался.
Он взял аккорд, другой, изобразил соло на басовой струне.
– Пожалуй, из этого можно сварганить блюз! А ну‑ка…
– Мою дочь забрал черный Лес, – с надрывом протяжно захрипел он. – Я спросил у прохожего: «Где моя дочь?» Он сказал: «Твою дочь забрал Темный Лес! Ее больше нет».
Ашма спрятала голову под одеяло.
Голос отца стал глуше, тише и дальше.
– Я спросил у Леса: «Где моя дочь?» – Просочился из‑за горизонта событий угасающий, слабеющий, глохнущий голос. – Лес ответил мне: «Я забрал твою дочь. Ее больше нет. Нет, нет, нет…» Я спросил свое сердце: «Где моя дочь?». Сердце ответило мне…
Голос отца совсем ослаб, отдалился и превратился в хриплую невнятицу. Он снаружи скребся в крышку шкатулки, внутри которой металась Ашма, пытаясь выбраться оттуда.
Ашма проснулась от грохота в дверь.
20
– Кто еще там? – Донесся из прихожей веселый голос отца.
– Закон и порядок! – В дверь забарабанили кулаками и ногами.
Ашма встрепенулась, вскочила с кровати и, охваченная страхом, заметалась по комнате.
– Ух вы какие нетерпеливые! – засмеялся Курнут, отпирая дверь.
Ашма юркнула за портьеру и затаилась. За спиной Ашмы была приоткрытая дверь в подвал. Оттуда тянуло затхлой сыростью и холодом.
В смежной комнате появились трое стражников. Ашма узнала похожего на хищную птицу человека со скошенным лбом и длинным клювастым носом. Время от времени Заруб захаживал к матери Ашмы и оставался на ночь. В такие ночи из комнаты матери доносились омерзительные стоны. Ашму они выводили из себя. Она нетерпеливо ждала, когда мать перестанет стонать, и только потом засыпала.
А двое других были Раз и Оброс.
– Ты один? – спросил Заруб Курнута.
