«Титаник» и другие корабли

Мы подняли все паруса, и еще до наступления темноты тот корабль скрылся из виду. И это неудивительно, потому что, когда мы в восемь часов вечера проверили лаг, мы уже шли со скоростью тринадцать с половиной узлов. Двое у штурвала делали все возможное, чтобы удержать корабль в правильном направлении, а крюйс‑бом‑брамсель и крюйс‑бом‑брам‑стень‑стаксель делали все возможное, чтобы заставить корабль отклониться от курса. Будучи нагруженным, корабль сохранял некоторую стабильность, хотя почему он в итоге не отклонился знали только небо и старик Джок – и он ничего не сказал. По правде говоря, они с первым помощником ходили взад и вперед по корме, ожидая друг от друга, когда поступит первое предложение замедлиться, но ни один из них не сделал этого. Оба хорошие приятели, оба сорвиголовы; вот так ситуация!

Наконец пробило восемь ударов в колокол, и настал черед сменить вахту. Мы все слышали, как первый помощник, мистер Уильямс, сказал: «Внимательно следите за землей впереди и за тем, чтобы нос шел по ветру. Держите руль и смотрите в оба. Такова ваша задача», – после чего ушел вниз. Второй помощник, взяв управление на себя, сказал помощнику капитана: «Как только вы спуститесь вниз, я буду за то, чтобы убрать несколько парусов».

«Как вам будет угодно, – ответил помощник капитана, – и чем скорее, тем лучше».

Был сильный шторм, и он прекрасно понимал, какой опасности мы подвергаемся на волнах, которые к тому времени уже стали размером с дом, а сам корабль стал почти неуправляемым.

Повернувшись, я услышал, как второй помощник прошел вперед от носового мостика до кормового по надстройке, минуя главную палубу. На носу он нашел впередсмотрящего, который спускался вниз по бом‑кливер‑ниралу, новому канату, установленному накануне и в конечном итоге спасшему нам жизни.

Мы могли бы увидеть эту землю раньше, если бы не сильный шквал дождя впереди, как раз в восемь часов утра. Второй помощник, подняв голову, когда шквал стих, вдруг увидел прямо перед собой очертания суши, на которую корабль шел со скоростью скаковой лошади.

Один из наших парней как раз встал, чтобы задуть свечу, когда мы услышали, как Моуэтт топает по мостику, выкрикивая: «Свистать всех наверх! Опустить фалы брамселей и бом‑брамселей».

 

ГЛАВА 8. «КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ У ОСТРОВА СЕН‑ПОЛЬ»

 

Бедный старина Моуэтт! Он испытал самый сильный шок в своей жизни и в панике отдал неверный приказ, хотя и не знал этого. Его идея состояла в том, чтобы поднять корабль вверх по ветру и либо выйти на сушу, либо обогнуть ее и встать на другой курс. До сих пор он не видел, что с наветренной стороны есть четыре мили суши (так как он поворачивал корабль), а с подветренной – только две.

Старик Джок, с его опытом, когда он через минуту поднялся на палубу, понял все это и отменил приказ Моуэтта, сказав: «Не получится. Ветер дует сзади бегин‑рея».

Ветер дул с левого борта на два балла, поэтому Джок также видел, что корабль, если его подхватит ветер, просто накренится на подветренную сторону и ударится о камни. Тогда шансов не было бы ни у кого (по крайней мере никто и гроша не поставил бы на наши шансы). Джок понял, что, положив штурвал, он сможет преодолеть две мили с подветренной стороны, если – а это было большое «если» – он сможет вовремя повернуть корабль.

При обычных обстоятельствах или при наличии времени он бы так и поступил, но обстоятельства были совершенно против него. Корабль уже начал подниматься на волне и почти все время не слушался штурвала из‑за чудовищного давления парусов на корме. Так что к тому времени, когда корабль начал понемногу поворачивать, было уже слишком поздно. В итоге корабль вернулся на свой прежний курс, направляясь прямо к земле, и тогда нужно было принять решение, было ли уже слишком поздно продолжать маневр. Джок решил, что уже слишком поздно (и, конечно же, его решение было правильным), но он должен был принять самое трудное решение, которое когда‑либо приходилось принимать капитану корабля. Продолжать пытаться спасти свой корабль и таким образом рисковать жизнью каждого на борту, потому что корабль движется на камни? Или же направить свой корабль прямо на них и намеренно выбросить его на берег.

Когда я поднялся на палубу, земля возвышалась прямо над нами. Именно тогда старик Джок принял свое непреклонное решение, и я услышал, как он отдал душераздирающий приказ: «Держите штурвал. Выбросите ее прямо на мель. Удерживайте текущий курс. Будьте наготове».

Я пробыл внизу ровно столько, чтобы успеть надеть рубашку, брюки и ботинки. Но даже тогда это зрелище заставляло меня чувствовать себя так, словно я пропустил свой завтрак. Гигантские волны подбрасывали корабль высоко в воздух, чтобы в следующий миг он упал, как камень, в почти бездонную пропасть, а неумолимые скалы надвигались все ближе и ближе.

Напуган, да, я был напуган до смерти, но я не паниковал, на самом деле я не думал, что кто‑то вообще паниковал, Джок уж точно меньше всего. Вы точно не подумали бы, что он паниковал, услышав, как он спокойно сказал своему помощнику: «Ну вот, теперь она в бурунах. Она очень скоро столкнется».

И все же его сердце, должно быть, было разбито. Я знаю, что мое тонуло, глубже и глубже, когда корабль летел к этим запретным черным скалам.

Мне всего шестнадцать, и все перспективы моей яркой молодой жизни закончатся в течение ближайших нескольких минут. Странное, едва поддающееся описанию ощущение полуподвешенного состояния. Все безмолвно ждали удара, за которым почти сразу же должна была последовать короткая, но острая борьба. Затем… Что? Я никому не советую пробовать это в качестве эксперимента. Примите это от того, кто знает. Это неприятно, очень неприятно.

Последним советом Джока было: «Стойте на корме, подальше от падающих снастей».

Мы ожидали, что все четыре мачты рухнут, как ряд кегелей. Через мгновение мы услышали: «Каждый сам за себя!» – Джок освободил всех, чтобы они полагались на собственные силы, только вот надежды уже не было. Никто ничего не мог поделать, кроме как ждать, ждать, ждать, пока шторм все еще ревел и корабль бороздил гигантские морские просторы, мчась навстречу своей неминуемой гибели. Можно было даже сказать, что это было облегчением после мучительного ожидания, когда корабль наконец ударился. С дрожащим грохотом он ударился о камень. Шок от этого жутко чуждого чувства, когда корабль ударяется о землю, пронзил всех, как нож. За этим немедленно последовал еще один ужасный удар, а затем тошнотворный, раздирающий грохот, когда камни ломали корабль, вырывая из него дно.