«Титаник» и другие корабли

До этого момента мы думали, что он подплывет прямо к утесу, ударится о него, как о стену, сложится, как телескоп, и пойдет с нами всеми ко дну. Однако корабль этого не сделал, хотя позже мы обнаружили, что если бы он был в паре сотен ярдов к северу, то именно это и произошло бы. С другой стороны, если бы он находился на таком же расстоянии к югу, то наткнулся бы на отдаленные скалы в полумиле или больше от берега. В любом случае это означало бы быстрый и несомненный конец для всех нас. Как бы то ни было, корабль начал постепенно подниматься вверх, прямо на вершину высокой волны, и поднимался до тех пор, пока бушприт не оказался почти над самой сушей. Затем, словно для того, чтобы все было наверняка, гигантская волна накатила на корабль, подняла его и опустила между двумя огромными скалистыми вершинами, удерживая его, словно в тисках, и не давая возможности соскользнуть обратно в глубокие воды.

Итак, корабль остановился на скалах со всеми парусами, с небольшим креном на левый борт, с горящими бортовыми огнями, свернутыми канатами и всем прочим в полном порядке. Море в тот момент, когда мы ударились, находилось прямо за кормой, так что вся его мощь была направлена на то, чтобы ударить в корму, что оно и сделало без промедлений.

Я припоминаю, как много всякой всячины полетело через салон, а также дьявольское кудахтанье из ящика с курами, который стоял на кормовом люке. Потом пустота, пока я не проснулся. Наверное, я получил удар по голове каким‑нибудь обломком, который пролетел через салон и кают‑компанию. Я не зря заслужил прозвище «Болван» (благодаря своей способности крепко спать). Во всяком случае, я не почувствовал никаких болезненных последствий, поэтому вскарабкался на нос корабля, где к этому времени команда уже привязала бом‑кливер‑нирал к концу бушприта, и соскользнул на камни. Так как почти все находились по левому борту, я сделал то же самое. Ухватился за канат одной рукой и отпустил. В результате этого я сильно ударился о камни внизу. Я могу только предполагать, что именно резина в конечностях в этом возрасте, и только это, помешала мне сломать обе ноги.

Когда я приземлился на скалы, огромная волна обрушилась на мою голову. Я прекрасно понимал, что опасность таится именно в обратном потоке, поэтому быстро схватил канат руками, потом обхватил одной ногой, зажав ее другой, и держался изо всех сил. Когда начался обратный поток, я почувствовал, как мои руки дюйм за дюймом скользят по канату. Если бы можно было выжать сердце из каната, я бы так и сделал. Так велико было сопротивление воды, что оно засосало мои ботинки.

Однако обратный поток в конце концов иссяк, и я, только что чуть не утонувший, снова прыгнул на камни и резко отпустил канат, потому что почувствовал, как он вибрирует, а это означало, что кто‑то еще спускается вниз, чтобы попытать счастья. Он тоже приземлился, довольно хорошо ударившись о камни, и мы вместе вскарабкались на скалы, чтобы убраться от следующего буруна. Было очень темно, дул сильный ветер, шел дождь, и было очень холодно, хотя только позже мы заметили этот холод.

Наша борьба привела нас к поверхности мокрого, прямого и особенно скользкого камня. Сторон мы не видели, а до вершины могли только дотянуться. Леонард, тот парень, что был со мной, не растерялся и рявкнул: «Дай мне свою ногу. Иди наверх, юноша».

Не успел я и слова сказать, как все было готово. Я приземлился на самом верху, затем повернулся, чтобы дотянуться до Леонарда.

«Я в порядке», – крикнул он из темноты.

Очевидно, он нашел обходной путь, и в тот момент, когда я поднялся на ноги, по камням с ревом пронесся бурун, достаточно большой, чтобы сбить меня с ног и потащить вперед. Несколько мгновений, затем снова всплеск воды, и я плыл изо всех сил, иногда пытаясь впиться пальцами в скользкий, скользкий камень, зная, что меня тащит назад, к краю той большой скалы, на которую я только что взобрался. Переступи я через этот край, и все было бы кончено для меня. Я плыл изо всех сил, которые у меня только были, и закончил тем, что мои ноги, от колен вниз, свисали с края. Но я был в безопасности, и следующая волна не настигла меня, потому что я был уже достаточно высоко и в сухом месте.

Мы потеряли только одного человека, и это был мистер Уильямс, первый помощник и большой любимец мальчиков‑матросов, отчасти из‑за того, что он был таким добродушным, хотя и строгим сторонником дисциплины, а отчасти из‑за того, что он был таким великолепным борцом. В свое время он, кажется, боролся за звание чемпиона Корнуолла.

Бом‑кливер‑нирал, по которому мы скользили к скалам, был новым канатом, наполовину манильским, наполовину джутовым, и когда он намокал, он сочился маслом в течение первой недели или около того. Все, что приходит мне на ум, это то, что помощник спустился вниз по лестнице, как и я, и, вероятно, сломал ноги внизу. Или же ему не так повезло, как всем нам, и он не сумел увернуться от обратного потока. Однако больше мы его никогда не видели. Просто чудо, что половина из нас снова увидела дневной свет.

Ну и ночка. Пронизывающий холод, слепящий дождь и тяжелые брызги, проносящиеся прямо над нами. Если бы мы не были сделаны из чугуна, то, конечно, не смогли бы выжить.

Мой кузен, бывший третьим помощником, и я провели небольшую разведку, чтобы найти какое‑нибудь укрытие от ветра и дождя. В великом восторге я закричал, когда нашел пещеру, на что кузен ответил: «Ну, войди в нее и посмотри, на что она похожа».

Итак, мы забрались внутрь, ползли и ползли, но этого было недостаточно для большого укрытия, и в конце концов мы выползли с другой стороны. Это был всего лишь огромный валун, брошенный на скалу. И все же это помогло.

Старый корабль представлял самую замечательную картину, с небольшим наклоном на левый борт, со всеми парусами (даже нашими драгоценными брамселями) и с горящими бортовыми огнями, смотрящим на весь мир, как будто он все еще бежит вниз по течению.

Около двух часов ночи ветер внезапно переменился на северо‑западный, а вместе с ним и волны. До сих пор волны, шедшие прямо с кормы, имели только силу бить в корму, и ничего больше. Но сейчас первая волна после внезапной смены направления настигла корабль и сломала киль; вторая волна раздвинула части корабля и обрушила бизань‑мачту и дополнительную мачту; фактически вся отломившаяся часть затонула и скрылась из виду. Это было ошеломляющее зрелище – видеть, как эти высокие мачты с их стальными реями падают и рушатся, а старый корабль буквально разваливается у нас на глазах. Четвертая волна обрушила грот‑мачту, а почти сразу же за ней и фок‑мачту. Когда наступило утро, от корабля остался только голый нос, и хотя мачты весили сотни тонн, они были выброшены далеко на скалы, все сломанные – теперь это все, что осталось от некогда гордого корабля, старого «Холт Хилла».

Несомненно, остров Сен‑Поль в доисторические времена поднялся из моря в результате какого‑то титанического подводного извержения вулкана, и нет никакого сомнения в том, что он так и остался вулканическим ужасом. Никаких колышущихся пальм, коралловых рифов и серебряных песков на острове Сен‑Поль не было – это был унылый, голый, бесплодный и по большей части недоступный остров. Холодный и сырой, с постоянной угрозой взлететь на воздух в любой момент.