«Титаник» и другие корабли

У большинства моряков есть какое‑то хобби – плести циновки или вырезать модели из дерева, с красивыми парусами, тонкими, как вафля, и поднимающимися на ветру, будто настоящие. Сильной стороной Ольсена было строгание из древесины – ложек, рубанков и всевозможных инструментов. Было просто чудесно сидеть и смотреть, как он мастерит их из кусков твердой древесины, которые привез с собой, подгоняет и полирует их. Большинство шведов – хорошие плотники, и, хотя он и был моряком с опытом, он был весьма неплохим мужиком. После того, как он понял, что теряет зрение, он просто хандрил и ничего не делал. Мне было жалко смотреть, как он на ощупь пробирается по палубе, когда было достаточно светло для того, чтобы другие могли подобрать булавку с пола.

Во время долгого плавания под парусом каждый человек узнает другого лучше, чем тот сам себя знает. Рассказываются забавные маленькие истории. Он рассказывал понемногу то там, то тут, до тех пор, пока, нравится это ему или нет, ты не сможешь собрать историю его жизни, как паззл.

Кнут, датчанин, был китобоем в Новой Шотландии и убил человека гарпуном. Он никогда не рассказывал нам много об этом, и, конечно, его секрет был в безопасности.

Если бы это случилось на американском китобойном судне, ему не пришлось бы утруждать себя, всегда полагая, что никто другой его не сдаст. Нужно было просто выплатить такое‑то количество долларов, и больше никто об этой истории не вспоминал бы. Но поскольку он попал под действие британских законов, это было совсем другое дело, и ему повезло, что он смог вернуться в Данию. Кнут было не его настоящее имя, мы все это знали. Он не собирался убивать этого человека; на самом деле тот человек бросился на него с веслом как раз в тот момент, когда Кнут собирался нанести удар по киту. Он внезапно отвернулся от кита, чтобы защититься, лодка накренилась, и он вонзил гарпун в живот рулевого. Это могло бы оправдать его в суде, если бы между ними не было вражды. Мудро это или неразумно, но он воспользовался шансом, когда ему предложили уплыть прямо домой.

До самого его отбытия мы не могли заставить его выстрелить из гарпуна. Он определенно был мастером своего дела и три раза из четырех попадал в щепку, брошенную с бушприта. На самом деле я видел, как он трижды подряд проткнул гарпуном трехдюймовую веревку, и это при том, что корабль поворачивал и шел на добрых семи узлах. Ему каждый раз удавалось попасть даже в морскую свинью, а это нелегко, так как было лишь одно место, в котором можно загарпунить морскую свинку и поднять ее на борт.

Однажды, когда мы отдыхали, мимо нас с грохотом пронеслась целая стая этих серых животных; каждый из них достигал десяти футов в длину, все они подпрыгивали прямо вверх и бросались вбок, приземляясь плашмя на поверхность воды с грохотом, похожим на выстрел из пушки калибра 4,7. Их были тысячи и десятки тысяч. Гром казался слабым по сравнению со звуком, издаваемым этими животными. Они занимали, по приблизительным подсчетам, прямоугольник примерно в полмили длиной и пятьсот ярдов шириной. Море было совершенно спокойное, и когда мы впервые их приметили, мы увидели лишь клочок пены, быстро увеличивающийся в размерах: затем в воздух взлетели морские свинки, шум становился все громче и громче, пока мы не перестали слышать друг друга.

Средний вес их был, должно быть, больше полутора тонн. Та морская свинка, которую прибил Кнут, была нарочно маленькой, иначе веревка не выдержала бы ее. Конечно, все было бы по‑другому, если бы Кнут находился в маленькой лодке и мог позволить морской свинке тащить его на буксире до того, как кончится веревка. Как бы то ни было, веревка толщиной два с половиной дюйма была довольно сильно натянута, когда эту морскую свинку тащили вверх с помощью чистой грубой силы, хвостом вперед, к кат‑балке.

Мне говорили, что ветер всегда дует с той стороны, куда направляется стая морских свинок. Но первое путешествие – это штука, в которой может произойти все, что угодно; кто‑то помнит лишь некоторые моменты, а если хватает ума, то верит примерно в половину того, что помнит. И все же моряки верят, что ветер будет дуть с той стороны, куда указывают морские свинки. Лично я думаю, что они собираются вместе издалека в определенное время, просто чтобы мигрировать; отправляясь за тысячи миль к свежим местам для охоты.

Они выпрыгивают из воды и снова падают на нее, отчасти просто ради забавы, а отчасти в попытке сбить пиявок. Во всяком случае, они вкусные и это хорошая замена солонине, где жир зачастую сочится зеленый – и это не преувеличение.

На «Крофтон Холле» началась холера из‑за того, что кто‑то съел эту гадость, и корабль потерял половину своей команды, прежде чем смог вернуться в Калькутту. По нашему общему мнению, это вещество медленно разлагалось, лежа в бочке в течение двух месяцев под тропическим солнцем. Тем не менее, у нас был обычный для моряка выбор: съесть это или оставить.

Рыба, повешенная при свете луны, пойдет тем же путем, и ее ни в коем случае нельзя трогать. Если луна все‑таки доберется до нее, вы увидите, что вся рыба или то, что от нее осталось, фосфоресцирует. Это сигнал опасности, и я никогда не видел кого‑то достаточно отважного, даже среди людей с парусных кораблей, чтобы взяться за рыбу после этого.

Моряки также не прикоснутся к рыбе, которая вышла из так называемой «кровавой воды» – это тот случай, когда море становится темно‑красным, а иногда и багровым, на солнце. На самом деле это не что иное, как бесчисленные миллионы организмов, таких как кошениль. Вы будете скользить по прекрасной голубой воде (никогда не виданной в радиусе двухсот миль от английского побережья), когда вдруг наткнетесь на эту кровавую воду (она действительно похожа на кровь), и так будет продолжаться еще пару дней.

Что же касается рассказа о том, что я никогда не ел рыбу из нее, то я никогда и не видел в ней рыбы, и это довольно здравая причина, на мой взгляд.

Жизнь на парусном корабле, даже в первом плавании, полна происшествий, но они не имеют никакого значения, хотя сами по себе наполнили бы большую книгу.

Наконец мы прибыли в Ливерпуль, всего за несколько дней до годовщины отбытия, и таково было мое первое плавание под парусом.

 

ГЛАВА 5. «ХОЛТ ХИЛЛ»

По какой‑то причине я перешел на корабль «Холт Хилл», близнеца «Примроуз Хилла», причем с той же линии. Мой кузен был там третьим помощником капитана; я же тогда еще был учеником в своем втором плавании, но кое‑что уже соображал. Мы направлялись в Рио‑де‑Жанейро и гордились тем, что плывем под командой капитана «Джока» Сазерленда, одного из величайших сорвиголов Ливерпуля; он даже хвастался, что никогда не допустит, чтобы корабль шел с опущенными парусами. Он определенно был моряком до кончиков пальцев; и как здорово было видеть его лежащим на этом корабле под наполовину ураганным ветром, когда корабль в воде по самые шпигаты, а вода бурлит через шкивы на полпути вверх по фальшборту; это приводило нас, мальчишек, в трепет до мозга костей.