Этот большой мир. Книга вторая. Точка Лагранжа

Жалею только об одном: что с нами не будет нашего командира, Алекса. Несправедливо получилось – он, автор проекта, остался в стороне, а мы, те, кто просто помогал ему устраивать présentation, – отобраны и получили места в космической программе.

Боюсь, без него у нас не получится прежней, способной справиться с чем угодно команды. Что там у вас слышно: может, можно будет что‑нибудь придумать? Очень на это рассчитываю и готов, если надо, сделать всё, что понадобится.

В любом случае – он ведь тоже из Москвы? Так что надеюсь, мы, все пятеро, сможем встретиться!

С любовью, ваш добрый друг

Шарль‑Франсуа д'Иври,

Париж, 19 августа 1975 г.

 

 

Рost scriptum

А вас, mademoiselle Julia, целую в щёчку. Надеюсь, наш командир Алекс не рассердится на меня за эту вольность – я‑то помню, как он смотрел на вас всю смену. Можете мне поверить – я ведь француз, да ещё и парижанин, а в Париже в таких вещах разбираются!

Ну‑ну, не сердитесь – а если всё же рассердитесь, то скоро сами сможете отвесить мне пощёчину за это. Клянусь честью древнего рода д'Иври, я пальцем не пошевельну, чтобы вам помешать!

 

 

III

 

Лето, а вместе с ним и школьные каникулы, мои первые в попаданческой ипостаси, быстро катились к финалу. Я по‑прежнему успешно отбивался от бабулиных попыток законопатить меня на дачу, а вот с дедом за город выбрался, и даже дважды. Сезон утиной охоты начинается в середине августа и продолжается до декабря, и поехали мы не в Запрудню, а в Завидово, к дедову двоюродному брату дяде Игнатию. Московское море с его обширными прибрежными мелководьями, густо поросшими осокой и камышами – идеальное место для охоты на утку с подхода или с лодки. Здесь к дичи можно подобраться на небольшую дистанцию, пригодную для прицельного выстрела – особенно в вечернее время, когда утки сбиваются в стайки и перелетают к местам кормёжки. Правда, в сумраке, да ещё и среди зарослей водной растительности, отыскивать подстреленную птицу непросто, но у нас на этот случай есть универсальное средство – Бритька. Ретриверская сущность проявляется в полной мере – мы с дедом не потеряли ни одной утки, без чего не обошлись прочие охотники, и в итоге наша плоскодонка была буквально завалена битой птицей.

Уже в Москве, когда мы сдавали это богатство бабуле, оно не помещалось в холодильник, и пришлось прибегать к помощи соседок. Они привычные – дед всегда, возвращаясь с удачной охоты, делится с соседями добычей, чтобы те тоже могли насладиться блюдами из свежайшей, только что подстреленной дичи, в мясе которой нет‑нет да и попадаются крошечные свинцовые шарики‑дробинки – такого, между прочим, не подадут и в самой крутой из московских рестораций…

Ближе к концу августа пришло время готовиться к школе. Признаюсь честно: из списка книг, который нам дали на лето для прочтения, я не открыл ни одну, понадеявшись на накопленный в прежней жизни багаж. Впрочем, не припомню, чтобы и в «той, другой» жизни я хоть раз это делал, а если что и читал летом – то фантастику и приключения из библиотеки дома отдыха, куда что ни год возила нас с двоюродной сестрой бабуля. Но этим летом мне было чем заняться и в Москве – а когда до первого сентября осталась неделя с небольшим, времени и вовсе стало не хватать.

Что ещё? Мама убедила отца взять один день посреди недели за свой счёт, и мы целиком посвятили его шопингу – правда, здесь это иностранное словечко ещё не в ходу. Знакомая любому школьнику семидесятых программа, сводящаяся, как правило, к посещению Центрального «Детского мира», что на Лубянской площади – сейчас она носит название площадь Дзержинского, и Железный Феликс привычно смотрит на москвичей со своего постамента.

Посещение главного детского магазина страны вызвало у меня очередной приступ ностальгии. На моей памяти «Детский мир» внутри перестраивали раз пять – причём на результаты последней перепланировки, уже в двадцать первом веке, я так и не удосужился взглянуть. А здесь всё в точности, как памятно мне с детства: и главный зал игрушек на первом этаже, и прилавки с модельками в одной из боковых линий, и обширные отделы канцелярских принадлежностей, в одном из которых я застрял на полчаса, несказанно удивив родителей скрупулёзностью в подборе учебного инвентаря. А в особенности настойчивыми отказами иметь дело с перьевыми ручками – только шариковые, не нужно мне это ваше изощрённое издевательство над пальцами и разумом! Оказывается, ещё год назад в школе запрещали пользоваться этим полезнейшим изобретением, и теперь‑то, задним умом, я понимаю почему – с отказом от перьевых, чернильных ручек и закончилось чистописание. Но что поделать, прогресс не стоит на месте, и через какие‑нибудь четверть века текстовые редакторы вообще искоренят это понятие из нашей жизни. А пока – мы приобрели большой набор разноцветных гэдээровских ручек, включая несколько двух‑ и трёхцветных. На моей памяти это был страшенный дефицит – а тут лежат себе свободно, и их даже не очень‑то покупают…

К ручкам прилагалась коробка «кохиноровских» карандашей, треугольники, лекала и линейки из прозрачного цветного пластика и… логарифмическая линейка. Этот аксессуар значился в списке, который нам продиктовали на прощальном уроке алгебры в прошлом году, и я тогда совершенно упустил этот факт, просто записал его на листок вместе с остальным прочим. А вот мама ничего не упустила и не забыла, и теперь я держал в руках новенькую логарифмическую линейку, с ужасом осознавая, что придётся заново учиться пользоваться этой кошмарной штукой – ведь карманные калькуляторы, даже простейшие, на четыре арифметических действия, проходят здесь по разряду дорогой экзотики. Хотя в продаже имеются, в двух‑трёх специализированных московских магазинах.

За отделом канцпринадлежностей (учебники мы покупать не стали, ограничившись набором атласов и контурных карт, остальное должны были выдать в школе, в первый же день) последовал второй этаж, где мне приобрели новый комплект школьной формы – для этого мама предъявила на кассе талончик, по которому форма досталась нам примерно за треть цены. Дополнительно купили форменные брюки, но уже за полный прайс – государство субсидировало только один комплект. А также несколько белых рубашек и – о чудо! – джинсы «Левайс», из самого настоящего «денима», с пятью карманами, тёмно‑жёлтой строчкой и медными заклёпками. Оказывается, в «Детском мире» имелся целый отдел, торгующий заокеанской продукцией! Да, цены в нём изрядно кусались, но всё же были вполне по карману – да и особого ажиотажа у покупателей по поводу американских штанов я что‑то не заметил.