Этот большой мир. Книга вторая. Точка Лагранжа
Завершился этот поход за покупками тоже традиционно – в кафе‑мороженом «Космос», где мы употребили под недурно сваренный кофе по три разноцветных шарика в «фирменных» вазочках из нержавейки, а я не упустил случая поглазеть на стены второго этажа кафе, выложенные сплошь синими, зелёными и бесцветными стеклянными шариками. Помнится, в более нежном возрасте, классе в четвёртом‑пятом, шарики эти были у нас во дворе желанными сокровищами – их выменивали, выдумывали с ними всякие игры и всё время гадали, откуда они берутся и для чего нужны. И только во времена куда более поздние я случайно узнал, что шарики эти – всего лишь сырьё для производства стекловаты и стекловолокна. Их перевозят вагонами, подобно гравию или песку, а на месте засыпают в бункера особых машин‑экструдеров. Там они плавятся, превращаясь в полужидкую раскалённую массу, которая, проходя через фильеры, становится полуфабрикатом – волокнами из тончайших стеклянных нитей, которые идут потом на изготовление стеклоткани, стеклотекстолита и разного рода утеплителей.
Слыхали, наверное, недоброе пожелание особым, отборным упырям по случаю их смерти – «земля стекловатой»? Так это как раз про эти милые нити…
Всё это я и сообщил тут же, в кафе, отцу – я хорошо помнил, что в «том, другом» детстве он не смог утолить моё любопытство касательно происхождения шариков. Как же он удивился, услыхав от меня объяснение сейчас!
Первый день в школе, в новом, по существу, классе. Что характерно – ни следа ностальгии, даже в том урезанном варианте, что одолевала меня в первые дни попаданческого бытия. И это довольно странно, потому что именно с последними двумя классами, девятым и десятым, связаны самые тёплые, самые радостные воспоминания о школьных годах.
Объяснение тут одно: перегорело. То, что ещё как‑то воспринималось тогда, сегодня уже неактуально. Я просто живу – а ностальгические воспоминания лишь дают материал для размышлений и переоценки происходящего вокруг. Если хотите, запасной, резервный взгляд, позволяющий лучше оценивать и людей, и события. Очень помогает, кстати – тем более, что происходит это порой неосознанно, само собой, без какого‑то специального усилия.
Есть, пожалуй, ещё одно соображение, не менее важное. За эти три месяца накопилось слишком много различий. Достаточно, чтобы воспринимать «здесь и сейчас» не как второе прочтение «той, другой» реальности, отредактированный черновой вариант моей жизни – а как нечто отдельное, лишь внешне напоминающее мой прежний опыт. Который, как выяснилось, приложим к «здесь и сейчас» с большими оговорками. Не то чтобы я начинаю с чистого листа – но послезнание не ведёт меня, как вело оно сотни книжных попаданцев, определяя целиком и полностью их поведение – пусть авторы порой и не отдавали себе в этом отчёта. Я из этой колеи выскочил – правда, никакой моей заслуги тут нет. Просто… жизнь вокруг другая, при всей своей внешней схожести – а значит, и жить надо своим, теперешним умом и новым опытом, не хватаясь при всяком удобном случае за костыли послезнания.
Конец ознакомительного фрагмента