Трёхглазая рыба минога

– Рома?

– Да?

– Они нас слышали. Конец связи.

Рация замолчала. Рома стоял и беспомощно смотрел, как девчонка выходит навстречу к катеру. Судя по её позе – руки упёрты в бока – она совсем не боялась и как будто даже насмехалась над всей ситуацией. За неё боялся Рома. Сотни сценариев пронеслись в его голове, вплоть до того, что всё происходящее только сон и сейчас он проснётся и будет снова пятница. Почему‑то вспомнилась тупая примета: сон с четверга на пятницу – вещий.

Рома видел, как мужик в синей куртке протянул руку и схватил девчонку за локоть. И Рома ничего не мог сделать. Тогда он закричал. Он орал и махал руками как безумный в надежде, что контрабандисты обратят на него внимание и девчонка выиграет пару секунд, чтобы вырваться и забраться наверх по камням.

Бах!

Рома вздрогнул и замолчал.

Над противоположным берегом взметнулась чайка и, печально крича, полетела куда‑то в сторону моста.

Мужик в синей куртке неуклюже завалился набок, чуть не повалив с собой в воду и девчонку.

Катер рванул с места, но проехал всего несколько метров, когда раздался второй выстрел. Катер остановился и подрейфовал по течению.

– Беги! – Рома забыл про рацию и крикнул, надеясь, что на том берегу его услышат. Он остервенело вырвал табличку из песка и кинул её в реку. – Беги же!

Девчонка сидела на корточках прямо в воде, закрыв уши руками. По стене ловко спускался лысый бугай в чёрной кожанке. Он спрыгнул в воду и, вообще не обращая внимания на девчонку, широкими шагами пошёл за катером.

Рома ничего не понимал. Почему она не бежит? Никто же её не держит!

Катер вернулся. Лысый сбросил якорь, подошёл к девчонке и, как котёнка за шкирку, поднял её на ноги, держа за куртку. Целую секунду ничего не происходило. Рома услышал, как где‑то у него в горле два раза стукнуло сердце.

Лысый резко макнул девчонку лицом в воду. Раз! Два! Рома поперхнулся, как будто это ему надо было задерживать дыхание. Третий раз девчонка провела под водой чуть дольше. Но когда лысый вынул её и просто положил в катер, как если б она была безжизненным грузом, у Ромы в глазах заплясали чёрные точки и загудело в висках, и тогда он наконец‑то глотнул воздуха.

Она жива? Мертва? Что происходит?

Лысый выловил мужика в синей куртке и легко забросил его на борт, словно тот весил не больше мешка с картошкой. Катер тронулся и пошёл по течению, унося последнюю надежду на то, что Рома когда‑либо снова поговорит с кем‑то по душам. Или увидит маму.

Катер скрылся за мостом. Рома тупо стоял и смотрел ему вслед ещё несколько секунд. Он опять не смог спасти её. Он опять всё испортил.

 

13

 

Сорока решил, что безопаснее всего будет смотреть в потолок. Не то чтобы ему очень нравилось то, что он там видел, но так хотя бы не было риска встретиться глазами с Вадимом. Тот сидел за столом и вроде, как всегда, ничем не выдавал свои эмоции, но Сорока уже заметил, как напряглись его пальцы и правое плечо поднялось чуть выше левого. Босс был в крайней степени раздражения, даже почти в гневе.

В кабинете пахло одновременно бытовой химией и сыростью. Полы покрыли какой‑то вонючей жидкостью и плохо отмыли, и при ходьбе приходилось наступать на него всей стопой, чтобы не скользить. Даже на месте стоялось как‑то неустойчиво. Сорока нервничал. Он чувствовал, как потеет под курткой и вся жидкость скапливается там, где кобура прижималась к телу.

Феликса эта ситуация, похоже, забавляла. Он тоже посмотрел в зеркальный потолок, поймал там взгляд Сороки и подмигнул ему. Сорока отвернулся и сразу же попал в поле зрения Вадима. Это было похоже на касание задней стенки языка металлической палочкой: тебя не рвёт, но почти.

– Где катер?

– В море.

– Туринские?

– Там же.

– Так. Майя?

– Сидит в комнате.

– Хорошо. Феликс, приведи.

Сорока снова вперился взглядом в потолок. Его отражение разделилось надвое на стыке зеркальных плиток, это раздражало. Сорока шагнул вправо, чтобы лицо оказалось посередине зеркального квадрата.

– Так. Погранцы тебя явно слышали, но в полицию ещё не заявили. Иначе мы бы с тобой не беседовали тут. – Вадим слегка расслабился, через зеркало Сорока видел, как сравнялись плечи, разгладились тёмные складки на пиджаке и босс снова приобрёл спокойную симметрию манекена.

– Они с Туриным заодно. – Все это знали, но Сороке важно было озвучить, что это «они». Они, но не он, не Сорока.

– Верно. Тебя кто‑нибудь видел?

– Мальчишка на той стороне. Молодой, меня не знает.

– Точно? А если в милицию сунется?

– Да что они сделают? – Сорока пожал плечами. В отражении потолка это выглядело, как будто плечи стали уже, а потом шире.

– Если такие же, как наши, то определённо ничего. Попросим Феликса пробить по своим, пусть поговорят с мальчуганом, если он в отделении объявится. Молодец, Сорока. – Вадим отбил короткую трель кончиками пальцев по столу: эту тему можно было закрыть.

В дверь тихонько постучали. Феликс зашёл, как провинившийся ученик: лицо тёмное, голова опущена. Сорока почувствовал, как в груди, как горячий чай в холодную погоду, приятно разливается злорадство: хоть что‑то смогло стереть эту мерзкую улыбочку.

– Босс, это… Дочки вашей дома нет. И Жанны Андреевны тоже.

Сорока почувствовал, как взгляд Вадима прожёг ему лоб. Захотелось сбежать, но как сбежишь по этому скользкому полу?

 

14