Твоя кровь – мои слёзы

– Поверь, ей бы этого хотелось, – сказала мама, положила ладонь мне на щеку и ласково погладила ее.

– Она уже ничего не хочет! – с криками я оттолкнул руку. Мама пошатнулась на стуле и едва не упала. – И ничего ей не нужно! И все это из‑за меня!

После этого она стремительно поднялась и решительно направилась к выходу.

– Оставлю тебя одного.

Я злился и стыдился своей несдержанности одновременно.

– Мам, прости меня.

– Тебе нужно еще поспать, поэтому ложись. Вечером я приеду и заберу тебя домой.

С оглушительным хлопком дверь закрылась. Случилось самое страшное. Мама оставила меня в палате одиноко размышлять над буйствующими мыслями. Заснуть не получалось, как бы сильно я не старался. Передо мной сразу же возникала улица с погашенными фонарями, черная машина и образ ее окровавленного тела, лежащего на асфальте, и тогда вместо сна в глазах появлялись лишь слезы. Запомнить ее такой невыносимо больно и жутко страшно. Еще более душераздирающе было вспоминать то, как она весело, по‑детски, радовалась пустякам и улыбалась невзгодам; застенчиво переступала с ноги на ногу, поджимала губы и смущенно отводила взгляд. Щеки ее розовели, а ногти ковыряли швы на колготках. Даже в тех случаях, когда М нервничала, кричала от обиды и уходила недовольной в сторону, не имея никакого желания со мной разговаривать – все это были честно испытываемые ею эмоции, которых она никогда не стеснялась, не прятала в себе, и это мне безумно нравилось, потому что они были настоящими во всех своих проявлениях. «Ты всегда такая искренняя, – сказал однажды я.» – «Да, если буду вести себя каждый раз так, как требует того ситуация, то вскоре совсем позабуду, кто же я есть на самом деле, – с гордостью ответила мне она.»

Самое ужасное, что теперь своих кристально чистых эмоций ей никогда не явить миру, ведь вчера я не смог никак помешать произойти тому, что произошло, тому во что до сих пор не верилось. Облизываясь, я все еще чувствовал сладкий вкус ее губ, на одежде находил завитые темные волоски и жадно вдыхал аромат М, оставшийся на моих запястьях, пальцах и воротнике футболки.

Мой мозг издевательски погружал меня в самые приятнейшие воспоминания, связанные с ней, концентрировался на них и проявлял все счастливые моменты в неописуемо ярких красках. Далее транслировались все леденящие кровь события вчерашнего дня – и так в течение долго времени по кругу, адскому кругу, из которого выбраться мне не удавалось.

Несколько часов я лежал на животе, спрятав голову под подушкой, словно в попытке избежать бесконечного потока мыслей. Но от них некуда было спрятаться. Они нагоняли меня и топили в омуте из собственных же горестных чувств. «Поверь, этот день ты не забудешь никогда, – говорила М вчера утром.» Похоже, что фраза, которой изначально наверняка не придавалось пророческого смысла, сбылась. Душераздирающий хруст костей и скрежет металла отпечатается в памяти на всю жизнь.

Целыми часами напролет мою голову занимал только этот день. Я прокручивал все возможные варианты того как он мог сложиться и понял, что мог спасти М абсолютно в каждом событии, при любой ситуации. Нам стоило лишь задержаться где‑то на минуту. Может, у палатки с мороженым, выходя из автобуса, у самого дома. Тогда бы машина просто проехала мимо, ведь ее бы не оказалось на дороге. И теперь каждый мой последующий день рождения, вероятно, будет проходить с жгучей горечью в душе. Хотя, будет ли следующий, спросил себя я.

Дверь в палату открылась.

– Поспал? – спросил глухой голос мамы.

– Ты же должна была приехать вечером, – вспомнил я и медленно вытащил голову из‑под подушки.

– В, уже вечер.

– Неужели? – мой взгляд бросился к окну. На улице солнце садилось за горизонт, небо окрасилось в оранжевый. – Прошу, забери меня домой.

– Сынок, я для этого и приехала, – сказала она и протянула мне руку. – Поднимайся.

Мы вместе вышли из центральных ворот больницы, немного подождали такси, затем поехали. Как можно скорее мне хотелось добраться до дома, зайти в родную комнату и насладиться домашним уютом, заглушая те чувства, которые безжалостно давили на меня весь день. Однако, представив исключительно свою комнату, мной совсем позабылось, что такси сначала привезет нас именно к тому месту, где и сбили М, и остановится точно у того тротуара, на который она почти забежала. Закрыв глаза, я попытался хоть на секунду успокоиться и не показать маме моих трясущихся от тревоги губ, как мне невыносимо больно и страшно.

– Я с тобой, – тихо сказала она и ласково вплела свои пальцы в мои. – Ты потерял своего близкого человека. Эта рана навсегда останется в твоей душе, но со временем затянется, поверь. Возникающие жизненные испытания, радости и приключения обязательно заберут тебя в круговорот новых событий, в котором придется искать себя и собирать заново. Не взирая на трудности, ты будешь улыбаться и бежать им на встречу, желая погрузиться в них с головой. Тебе откроется новый дивный мир, в котором не будет места уныниям, лишь желанию просыпаться каждый раз и улыбаться, счастливо встречая очередной день. А пока этого не произошло и сейчас ты чувствуешь себя так, знай, что рядом с тобой есть люди, которые тебя любят и всегда поддержат. Не скрывай эмоций. В, я же твоя мама, твоя семья, я приму тебя любым, каким бы ты ни был, разделю каждую твою эмоцию. Я люблю тебя, сынок. Никогда не забывай об этом.

– Мам, я… – мой голос сорвался. – Тоже тебя люблю.

Водитель остановил машину и сообщил, что мы приехали. Стараясь полностью сосредоточиться на вдохновляющих словах мамы, я вышел из такси, пытаясь не озираться по сторонам, и как можно скорее зашел в подъезд, чтобы поскорее очутиться дома – в самом комфортном месте, где мне обязательно должно стать легче. Возможно, хотя бы в нем у меня выйдет заснуть или же получится думать о чем‑то другом, более приятном и не столь тревожащим меня изнутри.

Ключ провернулся в замке дважды, мама потащила ручку на себя и открыла дверь. Наша двухкомнатная квартирка предстала перед нами в освещении садящегося солнца за окном. Только ступив на порог, родной привычный запах, который можно было почувствовать исключительно здесь, сразу же обдал нас своим благоуханием, исходящим от стоящих на кухне горшков с цветами.

– Ступай в комнату, а я пока приготовлю что‑нибудь покушать, – сказала мама, положив руку на мое плечо. – Потом можем что‑нибудь посмотреть, что хочешь.

– Ладно.

Моя комната осталась в том же самом виде какой была, когда вчера утром мы с М уходили отсюда: в спешке застеленная кровать выглядела неаккуратно из‑за торчащего синего пододеяльника; потертые дверцы шкафа все так же открыты нараспашку с тех пор, как я достал из него одежду, чтобы одеться и поехать в парк; белые волнистые шторы отдернуты наполовину.

Рухнув всем телом на кровать, я глубоко вздохнул и громко выдохнул всей грудью. Затем прикрыл свои уставшие глаза в надежде насладиться тишиной. Потоки мыслей постепенно начинали уплывать вдаль, оставляя после себя легкие покачивающиеся волны спокойствия и умиротворения. Головная боль, преследующая меня весь день, становилась все менее чувствительной. Сон подкрался ко мне и забрал в свои теплые объятия. Ничего не оставалось, кроме того, как бессильно ему поддаться.