Твоя кровь – мои слёзы

– Ее должны привезти через пять минут, – заявила мама, приоткрывая окно и поджигая себе сигарету.

Она сидела за рулем старой машины отца в черном бархатном платье и нервно постукивала ногтями по приборной панели.

– Ты же бросила курить, – безразлично произнес я, сидя справа от нее на пассажирском сидении.

– В, не ты один переживаешь, – тихо сказала она, выдыхая дым изо рта. – Я тоже люблю М и мне тяжело.

– Понятно.

– После похорон и поминок поедем к ее родителям. Вчера вечером они позвонили и сказали, что будут рады видеть нас у себя.

– И что ты им ответила? – апатично поинтересовался я, не отрывая голову от стекла. Его холод приводил меня в чувство.

– Приедем, конечно.

– Поедешь одна.

– Это еще почему, позволь спросить?! – повысила она голос и стряхнула пепел за стекло, обстучав сигарету пальцем гораздо больше раз, чем требовалось.

– Я не поеду, – спокойно ответил я.

– Спрошу по‑другому, – она сильно затянулась в последний раз, словно желая поглотить в себя мое несогласие, выбросила сигаретный бычок в окно, а затем повернулась лицом ко мне и начала сверлить взглядом. – По какой конкретно причине ты не поедешь со мной? Они хотят поговорить с тобой! Будут ждать именно тебя!

– Мне им нечего сказать, разве что: здравствуйте, красивый ремонт сделали, кстати, ваша дочь погибла по моей вине.

– В, в чем дело?! – крикнула мама, откидывая свои пшеничные волосы за спину. – Мне казалось мы уже обсудили эту ситуацию и соответствующие выводы из нее ты сделал! – она продолжала уничтожать меня разъяренным взглядом, ожидая хоть какого‑то ответа. – Молчишь? Так вон оно что, сменил свои скорбящие слезы на всепоглощающее безразличие ко всему. Если тебя так будет легче, ладно, не говори со мной, но не прийти к этим людям ты просто не можешь! Это прежде всего неуважение к ним и сам знаешь к кому!

«Сам знаешь к кому». Я почувствовал, как в мою душу нагло вторглись незваные гости, не изволив разуться.

– Почему же тогда ты избегала родителей отца, когда он умер? – повернулся я к ней и, смотря в глаза, начал говорить: – Бабушка с дедушкой так хотели тебя видеть, а ты после похорон испарилась. А когда я рассказал им, что у отца был рак уже как несколько лет, то знаешь, они очень этому удивились, ведь услышали это впервые! «Как же так?! Она нам ничего не сказала?!» – спрашивали они у меня. У меня! Мам, вы всегда доверяли друг другу самое сокровенное, объясняя мне, что именно так и должна поступать настоящая семья. А ты умолчала о самом главном. Понимаю, не хотела волновать их раньше времени, как и меня. Мало ли все бы еще обошлось. Медицина то вон как развивается! Могли и вылечить, да? Но вот только решение это оказалось ошибочным в том момент, когда дед после похорон слег в больницу с сердечным приступом от столь неожиданных и шокирующих новостей, перенесенных им. Но даже тогда ты заставила поехать меня и навестить его, а сама осталась дома, прикрываясь горой документов, будто работаешь. Так вот, мама, о каком тогда уважении идет речь, почему я должен сегодня поехать к родителям М, ведь ты чувствовала себя тогда точно так же, и поступки твои схожи с моими. Зачем тогда ты говоришь все это?

– П‑потому что, – слышалась дрожь в ее голосе, она отвернулась и больше не смотрела на меня, – не хочу, чтобы ты повторял моих ошибок, вот и все. Я поступила неправильно, игнорируя их столько времени. Такое решение правда было ошибочным. Твой отец еще за несколько лет до своей смерти просил меня ничего им не говорить, но это вовсе неважно. Если люди тебе близки, то ты должен быть с ним честен, а если даже нет, то как минимум признать свою вину и извиниться. Увы, я этого не сделала, теперь очень об этом жалею. Поэтому мне хочется, как и любому любящему родителю, хочется, чтобы ты брал от меня только самое лучшее, делал выводы и не повторял совершенных мною глупостей, сынок.

– Мам, ты знаешь, что…

– Поговорим позже, – перебила она меня и кивком головы указала вперед. – Машина подъехала, пойдем.

Выходя из нагретого салона, я сразу же накинул по самые глаза капюшон своего темного плаща и опустил взгляд вниз. Мама подошла ко мне. Вместе, под руку, мы зашли на кладбище. Людей внутри оказалось гораздо больше, чем около входа. Пробиваясь через нескончаемое скопление народа, я находил знакомые лица одноклассников, многих близких друзей и изо всех сил надеялся, что они меня не замечают. Солнце совсем не показывалось из‑за облаков, сплошная завеса туч закрывала его. Туман поглотил собой все видимое пространство, видеть что‑либо дальше пары метров было затруднительно. Моему плану оставаться не признанным это сыграло на руку.

– Мы встанем сбоку, вон там, – мой палец указал на свободное место возле дерева.

– Оно далековато, – мама несогласно помотала головой. – Родители М будут стоять ближе.

– Мы к ним приедем, обещаю. Я поговорю с ними, но позже. Сейчас не время и не место.

– Как скажешь, – выдыхая, согласилась она. Похоже разговор на повышенных тонах в машине слегка ее пристыдил. Если так, то меня он пристыдил поболее.

Стоя на небольшом пригорке, поросшим ядовито‑зеленым мхом, под высоким дубом, нам стало видно, как по заросшей травой тропинке вдоль крестов и могильных оград шагают четверо крупных мужчин, несущих черный лакированный гроб на своих плечах. Перед ними люди расступались, замирали на месте и провожали их застывшим взглядом. Все ближе они подходили к вырытой в земле яме, на которую смотреть мне не хотелось. С каждым их последующим шагом сердце в груди сжималось сильнее, а пальцы рук тряслись от волнения еще больше. На теле выступил холодный пот. До меня только в эти секунды начало доходить, что же именно сейчас произойдет.

Конечно, все три минувших дня я осознавал, что этому обязательно суждено случиться, но сейчас все мои прошлые переживания меркли по сравнению с тем внутренним хаосом, что бушевал во мне. «Там же М, моя любимая, – думал я. – Сейчас ее закопают в эту чертову яму навсегда! Нет, нет! Она не должна лежать там, пожалуйста! Господи, ей надо жить! Пусть мы даже не будем больше вместе, пусть она ненавидит меня целую вечность, но она… Главное, она должна жить! Хотя бы где‑то поблизости, пусть даже совершенно не ведая обо мне. Костьми за это лягу! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, я отдам за это все, что у меня есть без остатка. ВСЕ, что у меня есть, когда‑то было, и еще будет в будущем!»

Мой бурный разум будто запустили заново и вернули ему всю ту боль, которая сводила меня с ума, заставляя принимать беспечные решения. На несколько дней его обездвижили, а теперь все спрятанные эмоции вырвались наружу. Состояние было сравнимо с тем самым, в котором я забрался на крышу и от безысходности, безумия и потери собственного сознания, собрался прыгать вниз. Мои ноги подгибались, тело, казалось, через мгновение рассыплется вовсе. Хотелось упасть на землю и больше никогда не подниматься с нее. До меня наконец‑то добралась правда.

– Ты накачивала меня чем‑то? – с претензией в голосе спросил я и повернулся к маме.

– Что? – обомлела она.

– Все эти дни я был вялым, сил не было ни на что, спать хотелось вечно. Ты подсыпала мне успокоительные?

– Это было для твоего же блага, – сказала она, виновато опустив голову вниз.

– И с какого момента?! – потребовал объясниться я.