Твоя кровь – мои слёзы

В строении нашего дома имелось два входа, соответственно и выхода: первый – главный, которым все жильцы пользовались регулярно, второй – запасной, оставшийся со времен постройки дома, служивший работникам удобным проходом для перемещения строительных материалов. После того как здание возвели второй вход никто заделывать не стал, поэтому он начал использоваться людьми для более быстрого выхода к автобусной остановке. К нему невозможно подъехать на машине, так как все вокруг перегорожено забором с небольшой калиткой, открываемой изнутри. Такой путь для отступления был самым подходящим. Не имея ни малейшего желания попасться полиции на глаза, я спустился в левое крыло и воспользовался вторым выходом.

С всепоглощающей опустошенностью внутри, со слипающимися глазами и полным отторжением реальности я еле‑еле перебирал ногами в неизвестном направлении, чертя обувью по земле. Мне было попросту неведомо куда можно отправиться, когда у тебя больше нет дома, в который бы ты мог пойти в любой сложной ситуации и найти в нем свой покой. Отсутствовало и понимание как подобное вообще могло произойти, кроме как не в бредовом сне. Вдобавок ко всему, телефон кармане так и не нашелся, поэтому позвонить было некому. Хотя, даже окажись он там, на другом конце провода все равно бы ничего вразумительного не ответили, потому что совершенно никто меня не знал.

Мое существование стерли с лица земли. Окончательно я в этом убедился, когда несколько часов подряд носился, как заведенный, по своему району в поиске знакомых людей. Когда находил таковых, то просил рассказать обо мне что‑то, что угодно, хотя бы имя назвать. В ответ они лишь смеялись, а некоторые и вовсе убегали в страхе, думая, что встретили какого‑то городского сумасшедшего.

До самого наступления вечера я бесцельно бродил кругами по улицам города, опьяненный, словно в лихорадке, способный в любой момент повалиться на землю и отключиться из‑за упадка сил. Эмоциональный фон упал ниже плинтуса, вызывая пассивность, апатию и потерю желания существовать в таком страшном мире вовсе. Солнце полностью село за горизонт. Город погрузился в сумеречную темноту. Одежда так и не высохла, поэтому я до дрожи замерз. Чувство голода вызывало головную боль, а живот неистово кололо. Окончательно потеряв последние силы, я повалился на найденную скамейку в городском парке под деревом.

М, мама, одиночество, разобщенность самого себя – все это разбивало мне сердце на крохотные осколки, отыскать и собрать которые воедино не представлялось возможным. Единственное, чего мне хотелось: просто увидеть их радостными рядом с собой, улыбающихся мне от всей души, не знающих печали, тревоги, главное – помнящих меня. Теперь невозможно лицезреть не то что их, а даже свою собственную жизнь. Все, чем я когда‑то дорожил, что нежно любил, затерялось в пучинах прошлого. Глаза были на мокром месте, но заплакать не получалось. Я опустился к коленям и закрыл голову руками, пытаясь скрыться от мимо проходящих людей.

– Эй, милок, а, милок! – обратился ко мне высокий голосок. Подняв голову, я увидел старушку лет семидесяти. На ней красовался сиреневый пиджачок и соломенная шляпка, украшенная искусственными цветами и атласной лентой. Женщина тянула за собой кожаную сумку‑тележку на колесиках, другой рукой опиралась на клюшку. – У тебя не занято, присесть позволишь?

– Садитесь, – кивнул я, протирая глаза.

– У‑ух, весь день по магазинам гуляла. Устала, аж ноги немеют, ой‑ой. Сейчас пару минуток дух переведу, потом домой надобно бежать. Кошка то некормленая. А ты чего такой смурной сидишь?

– Даже не знаю… как и сказать.

– Ладно уж, в душонку глубоко лезть не буду, – улыбнулась она. – Ранимые вы все стали в этом веку. Подружку небось потерял?

– Гмм… ну, – выдавил я из себя отвернулся в сторону, пытаясь не расплакаться при ней.

– Права значит.

– Вообще… все. Я потерял все.

– Тьфу! Небылицы какие рассказываешь мне. Вздор, да и только! Нельзя потерять все. Такое только дуракам под силу.

– Вероятно, я один из них.

– Не может быть! В глаза смотрю твои красенькие, да вижу – умненькие они у тебя, да. Потерянные только не чуточку, как у младенчика, но умненькие.

– Умные? Вам лишь кажется, думаю.

– Что‑что, а вот людей то за жизнь я понимать научилась, поверь. Много чего повидала.

Неясно почему, но я отважился и задал ей вопрос:

– Тогда ответьте, пожалуйста, как найти то, чего больше не существует вовсе?

– Вопрос интересный! – женщина улыбнулась и приободрилась, словно была учительницей, услышавшей от ученика что‑то дельное. – Но правильно ли поставленный, мой дорогой? Уверен ли ты, что вовсе не существует того, что хочешь найти?

– К сожалению, уверен.

– Или же думаешь только так! – махнула она пальцем. – Знаешь, приведу пример: вот я с возрастом многое начала забывать. Как пообедаю всегда тянет газетенку почитать. Хватаюсь за нее, а очков и нема на полочке, где оставляла. Ношусь, ношусь, ищу их по дому, шуршу везде и всюду. Ну, никак не получается найти! Уставшая, присаживаюсь на креслице волосики поправить. Ну а чего лохматой ходить? Щупаю маковку свою, а ОНИ‑ТО НА ГОЛОВЕ И БЫЛИ! Вот тебе и анекдот! Хе‑хе!

– Вы хотите сказать, что…

– Да, милый мой, да! Часто то, что мы усердно пытаемся отыскать вдалеке, переворачивая весь мир вверх дном, оказывается подле нас же самих. Нужно лишь немножко раскрыть глаза. Тогда и найдешь, что ищешь. Быть может, где и оставил.

Женщина широко улыбнулась и взлохматила мои волосы.

– Думаю, это имеет смысл, – попытался взаимно улыбнуться я. – Спасибо вам.

– Не благодари, сущие пустяки! – сказала она, тяжело поднимаясь со скамейки.

– Уходите?

– А чего же, пора мне!

– Что же, всего доброго вам.

– Хе‑хе‑хе, – пискляво рассмеялась она. – Нет уж, это тебе всего доброго, милок. Ах… кое‑что забыла! Ты запомни мудрость одну: на кладбище мы приходим, чтобы навестить души покойные, а не свои открывать людям чужим. Уяснил? А особенно всяким проходимкам седовласым!

– ЧТО?! – удивился я, широко раскрыв глаза. – Вы про Ю? Она не привиделась мне, правда существует? Как мне…

– Смотри‑ка, у тебя из кармана выпало! – указала она пальцем на землю.

– Выпало? – я опустился вниз. В ту же секунду все фонари в парке разом погасли.