Умница Эллиот
– Ну, я вижу отсюда долину Йа‑Дранг, и, похоже, даже военную базу.
Следующие пятнадцать минут сержант матерился так, что будь у пальмы руки, она бы забила его за это кокосами. А я просто сидел и выслушивал, пока в какой‑то момент меня не стало распирать. И распирало меня так сильно, что держаться дольше я просто не мог и выпустил тьму газов прямо в лицо Ахерну. Ну, и тут такое началось! Сержант начал задыхаться и зажимая нос руками, приказывал, чтоб я немедленно выпустил его подышать свежим воздухом. А в бочке два на метр, да еще и на такой высоте, это было ух как трудно провернуть. Тем не менее, сержанту удалось таки глотнуть воздуху, а после он прописал мне хорошего подзатыля.
– Ты грязная скотина, Тостер! Мало я натерпелся за эти сутки, так еще и ты подсираешь! Если б я не боялся грохнуться с пальмы, я б тебе зад только так начистил, болван!
В общем, оставшуюся часть времени мы сидели в полном молчании, пока, наконец, откуда‑то снизу не раздались крики. По всей видимости, вопил Соленто.
– Эй, кто наверху?! – орет он.
Ахерн возвел руки к нему (насколько это возможно было сделать в бочке) и воздал хвалу небесам.
– Как же я рад осознать, что не закончу свой век в десяти метрах над землей, с болваном вроде тебя! Срочно подай голос, пока мои надежды не пошли коту под хвост!
– Здесь Ахерн и Тостер! – крикнул я.
А Соленто внизу аж присвистнул.
– И как же вас сюда занесло, ребята. Что мне делать, сержант?!
Ахерн только глаза закатил, он всегда принимал такое выражение лица, когда отвечал на тупые вопросы Соленто, в частности.
– Самое лучшее, что остается, это залезть тебе к нам наверх и закончить свой век вместе с нами, по солдатски и с честью, дубина! – орет он.
– Я не расслышал, сержант! Вы просите меня вскарабкаться на дерево? А бочка от этого не упадет?!
От греха подальше я кричу Соленто, что сержант пошутил. А не то, с таким раскладом, от нас всех мокрого места не останется, и вместо двух трупов, будет уже три.
И тут вдруг я заприметил какой‑то отряд, петляющий между пальмовыми зарослями, и держащих курс как раз к нашей пальме. Я доложил это сержанту.
– Отлично! – обрадовался Ахерн.– Тостер, ты можешь поднапрячь зрение и разглядеть нашивку на форме?
Я последовал приказу сержанта, но ни черта не разглядел.
– Ладно, скажи Соленто спрятаться и проследить. Если это наши, мы спасены!
Я передал Соленто слова сержанта и тот сказал, что засел за кусты папоротника. Ладно, сидим мы, ждем, и вот уже слышны неподалеку голоса. Сержант спрашивает Соленто, что за отряд он видит.
– Ни черта я не вижу, у меня запор, сержант! – скрипит откуда‑то с кустов Соленто.
– Какого черта, Соленто, так ты приказ исполняешь?! Я просил тебя об услуге, а ты засел испражняться, боже упаси, вокруг меня одни засранцы, мать их!
– Ничего не поделаешь, сержант! Хуже солдат противника только неисправный желудок! – бормочет тот снизу.
Короче, Ахерн рвет и мечет, ровно до того момента, как неизвестный отряд поравнялся с нашей пальмой. Разговаривают они достаточно громко, чтоб определить по разговору, что это наши. Кто‑то из них вопит, что, похоже, вляпался в чье‑то дерьмо. Похоже, Соленто успел доделать свои дела и смыться в самый последний момент. Ахерн лишь снова закатил глаза. Затем он приказывает мне подать им знак.
– Эй, мы наверху, Ахерн и Тостер, здесь, на пальме! – ору я.
Поначалу наступила полная тишина, видимо люди внизу пытались понять, откуда идут звуки.
– Матерь божья, там в бочке кто‑то есть?! – кричит кто‑то.
– Все верно! Здесь двое человек из сто первой дивизии, если вас не затруднит, спустите нас вниз и как можно быстрее! – вопит Ахерн.
– Сто первая?! Какая удача! Мы как раз шли к вам на выручку! Я командир спецназа Гарри Аблин.
– Правда? – язвительно бросил Ахерн.– Вы как раз кстати, командир, только вот часом раньше ваша помощь была бы куда кстати.
– Вы только не двигайтесь, ваша рухлядь уже на самом краю и вот‑вот упадет! Мы сейчас натянем внизу канаты и спустим вас с помощью тросов, это займет не так много времени! – кричит нам Аблин.
В общем, скоро в нашу бочку выстрелили такими тросами со специальными липучками и сбросили нашу бочку вниз, она попрыгала на растянутых канатах еще с добрых полчаса, и мы с сержантом, наконец, оказались за ее пределами. Затем пошел разговор с командиром спецназа.
– Несколько часов назад нам поступил сигнал от тюремщиков, что у них на данный момент находятся около пятнадцати американских пленных. Видимо, этими действиями они хотели предотвратить бомбардировку ихнего лагеря. Но сигнал был подан слишком поздно, истребители были уже в воздухе. Сколько человек из вашего отряда уцелело?
– Два я могу сказать точно, не знаю, жив ли остался Чиди Бучес и куда делся капитан Хейз, с того момента, как мы выбежали из лагеря, я больше его не видел. Еще с нами был отряд ВМФ во главе с генералом Кендаллом.– говорит Ахерн.
– Наверное, ужасно было столько времени торчать там, наверху, в этой посудине? – спрашивает Аблин.
Ахерн принял серьезное выражение лица и снова закатил глаза.
– Ну, если не считать, что я был в десяти метрах над землей сжат в калач, и чуть было не отравлен едкими отходами жизнедеятельности, то вполне даже ничего.
– А как вы в общем пережили эти сутки?
– Ну, если не считать, что мне прострелили ногу и чуть не выдрали обе руки, тоже, вполне сносно.
Та еще язва, этот Ахерн.
Вскоре к нам опять заявляется Соленто, Ахерн его представляет, как нашего снайпера, а по взгляду видно, что он готов сожрать его живьем. Короче, мы вместе с отрядом спецназа намереваемся идти на поиски выживших, к месту бывшего лагеря.
Шли мы, значит, по джунглям, шли, и вдруг командир Аблин резко нас останавливает и шикает, мол, чтоб все заткнулись. Делает какие‑то знаки пальцами, показывает вперед, и мы все отчетливо видим, что за тропическим дубом кто‑то шуршит и прячется.
– Выходи, кто бы ты ни был! – кричит Аблин, выставив вперед оружие.
И не поверите, как же мы были все удивлены, когда из‑за дерева к нам вышкребся весь какой‑то помятый и абсолютно голый капитан Хейз. Он прикрывал свои гениталии лишь одним листом папоротника. Похоже, недавний взрыв сорвал с него последние портки.
– Капитан Хейз, как я рад вас видеть! – крикнул Ахерн.
А капитан вдруг как‑то странно озирается, будто бы не понимает, о ком собственно идет речь, и что обращение адресовано ему.